Тексты пьес

Был он как-то председателем жюри на Московском международном кинофестивале. Власти уже подобрали кандидатуру для главного приза, разумеется советского изделия. Намечена была заурядная лента по заурядной повести                         В. Кожевникова «Знакомьтесь, Балуев». (Не могу не помянуть забавный эпизод, связанный с этим творением. У нашего друга профессора А. В. Западова был пес, обученный на представление «Знакомьтесь, Балуев» подавать лапу.)
В числе картин, представленных на конкурс, была бессмертная (тогда еще новорожденная) лента Федерико Фелинни «Восемь с половиной». И Чухрай отдал главный приз ей. Был скандал, были вызовы в ЦК КПСС («чужая», «иностранная» и т. д.), были чуть ли ни угрозы Чухраю «положить партбилет», полученный, кстати, на фронте, в дни тяжких боев. Но Гриша не дрогнул.
Он вел свою войну не только за свободу отечества от вражеского нашествия, от фашизма, но и за создание наиболее совершенной формации общества.
Исторический опыт России XX века сложен, противоречив, неосмыслен, а может, до конца и не осмысляем.
Мы много и часто говорили об этом феномене. Года три назад даже придумали фильм, решив назвать его «Парадокс России». Потому что только парадоксальность способна принять в себя ответственность за многое, через что мы прошли. Ведь «опыт, парадоксов друг» был всяким. И кровавым, и безнравственным, и неправдоподобно бескорыстным до искреннего самоотречения.
Мы уже разработали и тематику, и драматургию. Нашелся даже толстосум, обещавший денег на производство. Но… скучно повторять, чем кончаются подобные обещания. А жаль: Гриша считал такую работу закономерным итогом сделанного ранее.
От этого замысла, который замыкал круг нашей дружбы, осталось лишь две странички заявки. На них стоят обе наши подписи. И так как странички эти вряд ли будут воплощены на экране, я приведу их здесь. Ведь это последнее, над чем размышлял Григорий Чухрай.

СИНОПСИС ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОГО ФИЛЬМА
«XX ВЕК. ПАРАДОКС РОССИИ»

Двадцатый век на исходе. Мир подводит итоги своего сложного столетия. Однако ни в одной стране события не были столь противоречивы, но и значительны для мирового сообщества, как «феномен России».
Он был отнюдь не благостным, это век. Он был тяжелым, кровавым, трагическим и… славным. Сколько заблуждений, сколько прозрений, сколько ошибок и преступлений. И сколько великих побед! Стоит ли вспоминать обо всем этом? Не лучше ли устремиться в будущее и строить это будущее по-новому?
Будущее возникает не на пустом месте. Оно возникает из прошлого и настоящего. Между прошлым и будущим нет четкой границы. Мы думаем, что отказались от прошлого, а оно живет в нас. Его нельзя зачеркнуть и начать с «чистого листа».
Мы не случайно сказали о «феномене России». Ибо это была первая в истории долговременная попытка создания социально справедливого общества. Сегодня одни ее называют позором России, а народ — пасынком истории, другие безудержно восхваляют и скорбят об ушедшем. И то, и другое — историческое легкомыслие.
Нельзя отождествлять преступления власти с жизнью народа. Жизнь народа зависит от диктата власти, особенно тоталитарной, и все-таки это не одно и то же.            В нашем фильме мы покажем это различие.
Сегодня уже можно рассматривать советский народ в соотношении с предреволюционным и постсоветским.
Мы не беремся делать окончательные выводы и давать безапелляционные политические рецепты ни стране, ни миру. Наш фильм приглашение к размышлениям.
Итак, в чем же особенности этого периода, какие принципы и постулаты были положены в основу движения государства и общества?
«Век социализма» сообщил многим понятиям свой смысл, сделав их лозунгами и координатами жизни. Почти в каждом из них было и разрушительное, и созидательное начало. Не разобравшись в этом, мы не поймем, отчего для части мира они были «империей зла», а для части — «маяком надежды»? Каковы эти постулаты?
1. Классовость. Был ли классовый подход к развитию государства дерзкой попыткой установить альтернативу рабству от денег и материального богатства, поставив вместо него царство труда и социальной справедливости? Или это непременный жесткий диктат одного класса по отношению к другому, меняющихся местами в зависимости от политического строя. А также химера ли «бесклассовое общество», провозглашенное Брежневым? Как, почему и непременно ли классовое противопоставление ведет, как было в России, к гражданской войне?
2. Идейность. Что такое тоталитарная идеологизация всех истинных процессов, при которой клеймо «безыдейности» было одним из самых страшных обвинений? Идейность и фанатизм. В чем их различие? Возможно ли общество без организующей идеи и в то же время возможна ли попытка умозрительного ее создания?
3. Коллективизм. Этот, один из важнейших постулатов дееспособности советского общества, содержит как организационный, так и психологический принцип. Уничтожает ли коллективизм индивидуальность? Рождает ли в людях чувство единения? Что это — механизм в практике властей орудовать массам, превращая их воистину в массу (недаром и репрессии были массовыми)? Или это чувство ответственности человека перед соратниками по труду и деятельности вообще, особое чувство локтя?
4. Энтузиазм. Чем он был — стимулирующим девизом народа или ловкой эксплуатацией народных усилий? Благородным искренним самоотречением или расхожим лозунгом? А может быть, энтузиазм — синоним всенародного страха? Каковы плоды и пороки энтузиазма?
5. Дружба народов. Нареченное так изобретение советской политики и пропаганды — одно из самых сложных в мировой национальной практике. Очень важно понять, чем в этом смысле был Советский Союз — империей, штыками удерживающей сожительство народов? Плодотворной попыткой этого сожительства? Что это — уничтожение национальной самобытности или взаимообогащение экономик и культур? Какие чувства испытывали люди: стирание ощущения национального достоинства или причастность к величию многонационального государства? Что обрели и что потеряли народы после распада Советского Союза.

Да, парадоксальна наша история. Да, мы были страной самых чудовищных репрессий. Геноцида некоторых народов, идейного удушения творческих порывов многих художников. Не секрет: в развязывании «холодной войны» и в угрозе атомной катастрофы вина не только наших оппонентов.
И это общеизвестно: мы — народ, который первый в мире послал человека в космическое пространство, мы спасли мир от фашизма. Мы дали в XX веке передышку в войнах (раньше они происходили каждые 25 лет), мы дали миру Пастернака и Солженицына, Твардовского, Гроссмана; наш народ не только героически воевал во Второй мировой войне, но и освятил ее прекрасными песнями своих композиторов и поэтов (у немцев не было таких песен — и это не случайно). Мы дали миру глубокие, талантливые постановки и фильмы. Сегодня западный мир питается нашими открытиями в области живописи.
Обо всем этом мы вспомним. Мы вспомним и об ошибках, неудачах, заблуждениях и преступлениях нашего века, но не для самоунижения, а только для того, чтобы, строя будущее, не повторять их. Отрицательный опыт — это тоже богатство, если серьезно воспользоваться им. Беспамятство — это бесплодная и опасная темнота. Она ничего не может родить. Кроме новых ошибок и преступлений.
Оттого «феномен России», ее парадокс — важнейшая тема при вступлении в новое тысячелетие.
Мы полагали построить наш фильм на конкретных документальных новеллах, а также проблемах и постулатах, о которых сказано выше, к обсуждению которых привлечь философов, политологов, ученых, деятелей культуры самых разных политических убеждений.
Хотя, повторим: фильм — не утверждение догм, а приглушение к размышлению на пороге нового века.
Галина Шергова,
Григорий Чухрай.

При всей нашей дружеской близости я ничего не знала об «отступничестве» Гриши в проблемах семейного жизнеустройства. Не знаю, были ли у него увлечения на стороне, хотя охота за режиссером-красавцем шла горячая, особенно силами дам-актрис. Знаю только, что он считал невозможным снимать актрису, с которой тебя связывает не только сюжет фильма (практика, кстати, весьма распространенная). Лишь однажды он мне сказал: «Вот буду снимать N и заведу с ней роман». Но фильма не снял и романа не завел. Это точно.
Конечно, романтические видения посещали Гришу, как и всякого мужчину. Порой забавные.
Рассказывал: «Сижу вчера дома один, Ирина на даче, и мечтаю: сейчас раздастся звонок в дверь, открываю, а там неведомая прелестная девушка.
… раздается звонок, открываю, а там неведомая прелестная девушка… И спрашивает колокольчатым голоском: «Павлик дома?» Потом сидел и думал: может, это была вестница с сообщением, что на дворе стоит эпоха не моя, а сына? А?»
Выше я сказала, что испытание выбором — пробный камень Свободы. Свой мужской выбор Гриша сделал девятнадцатилетним солдатом в Ессентуках, где стоял их полк и где жила кареглазая чаровница — учительница Ирина. Сделал на всю жизнь. Символична дата их брака — 9 мая 1944 года. Будто за год они предсказали то, о чем мечтало истерзанное войной человечество: мир и любовь.
Мир на земле в ту войну был отвоеван такими, как Григорий Чухрай. Мало кому на долю выпало столько военных маршрутов, сражений, страданий, как досталось ему. И по праву он написал книгу «Моя война».
Чухрай хотел свои раздумья о кинематографе сделать книгой. Не успел. Последний год жизни был уж совсем тяжким — болезнь отнимала силы планомерно и безнаказанно. Оставались лишь записи, заметки и среди них — примечательные.  И все-таки книга вышла.
Я не описалась, назвав эти отрывки страницами книги. Книга вышла. И ее рождение — жест любви. Ирина и дети собрали листочки, заметки, заготовки и издали их. Даже не для того, чтобы не дать затеряться Гришиным размышлениям. Цель была иной: близкие хотели, чтобы он успел подержать книгу в руках. Даже не прочесть — что Грише было уже не под силу. Просто подержать. Книга опоздала на месяц.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44