Тексты пьес

Я все поняла и похолодела от ужаса. Кто-то окликал нашу собаку. Да, да, наша немецкая овчарка носила именно это имя. Разумеется, наречена она была так вовсе не в честь великого кинематографиста. Когда псина завелась, никто из моих, и я в том числе, Романа Кармена и в мыслях не держал. Просто была эта сука грациозна, темпераментна, чернява, хороша какой-то пиренейской красотой. Да еще своенравна: «Захочу — полюблю, захочу — разлюблю». Ну, чистая Кармен. По версии Мериме или, если угодно, Бизе. Ассоциации, как видите, литературные или музыкальные. Документальное кино ни при чем. И тем не менее.
И, тем не менее, несложно представить ужас, обуявший меня: как будет оскорблен Кармен, узнав, что собаку нарекли таким образом! Ясно же, решит он, сделано это специально, чтобы унизить мастера. Да, вероятно, еще с подачи режиссера, с которым я начинала «День нашей жизни»: тот тоже был знаменит, с Карменом они соперничали.
Господи, уберите собаку! В будку, в будку! — простонала я.
Оставь, пожалуйста, глупости, — поморщил ся мой муж, — ты же знаешь, что при мне собака ни на кого не кинется.
Что верно, то верно. Муж был единственным, кому своенравная ветреница Кармен не изменяла. Этакий Эскамилье на все ее времена.
Одного слова нашего доморощенного тореадора было достаточно, чтобы Кармен была у ноги.
— Но — имя, имя… — в отчаянии пролепетала я, и все разом поняли и засуетились, отлавливая собаку, упихивая ее в будку, вход туда за неимением
замка привалили пеньком.
Замка на будке не было отродясь, ибо наше вольнолюбивое животное никакой неволи не допускало, спало в сенях.
Тем временем второй (а правильнее — первый) Кармен приехал. Все было расчудесно. Отобедали всем семейством, Кармен расслабился и то и дело повторял на разные лады:
— Как это замечательно: большой стол, вся семья садится разом!.. Нет, вы даже не понимаете, как прекрасен такой ритуал! Я уже забыл, как такое бывает…
Тогда я сочла карменовские слова данью обыкновенной вежливости. Только годы дружбы объяснили мне, что в словах Римы была истинная горечь. Но об этом расскажу позднее.
Убрали посуду, все разошлись, и на том же огромном террасном столе я разложила странички — эпизоды сценария и всякого рода заметки. Мы погрузились в дело.
Прошел примерно час. Мы работали дружно, увлеченно, я, уже несколько подобнаглев, пускалась в споры, по ничто не отвлекало нас: мое семейство, приученное уважать труд за столом, осуществляло свою жизнедеятельность тихо и уединенно.
И вдруг рядом с домом раздался властный голос
—    Кармен, ко мне!
Рима удивленно поднял голову. А там новый приказ:
— Кармен, кому сказано, сюда!
Увидев ужас, отобразившийся на моем лице, Рима, сам смущенный, решил, видимо, сгладить неловкость шуткой:
— Ну, так властно со мной сам маршал Жуков не обращался… Может, у вас некий генералиссимус обитает?
Я была не в силах выдавить из себя ни слова, я-то поняла: чертова Кармен отодвинула пенек, вырвалась из будки, а муж, забыв о роковом совпадении имен, пытается загнать ее обратно.
Мое молчание насторожило Риму, уже без улыбки он спросил:
Кто это звал меня таким манером?
Это не вас, это собаку. Собаку зовут Кармен.
Произнося эти жалкие слова, я отчетливо представляла реакцию Романа Лазаревича, ту, что вообразила еще до его приезда. Но он спросил:
И давно у вас проживает моя тезка?
Почти два года, — для оправдания добавила: — Еще до нашего знакомства.
Откинувшись в кресле, Кармен смерил меня своим синим взглядом:
— Тогда это — знак свыше. Вы уже тогда готовились к встрече со мной.
Спасибо, Рима. Может, это и вправду был знак свыше?
Не надо думать, что содружество наше было тихим и благостным. Мы, бывало, спорили, спорили ожесточенно и непреклонно.
И позднее, когда мы работали с Романом Лазаревичем и над другими фильмами, от наших споров вибрировали стены. Но как часто во время благостной тишины моих последующих работ с иными режиссерами я с тоской вспоминала эти громогласные битвы.
Кармен был вдохновенным и безжалостным «рабовладельцем» в творческой группе, где он сам делал себя рабом общего дела. Ему казалось немыслимым, чтобы человек, отданный фильму, мог па что-то иное тратить свои силы, интересы. Помню, как однажды (это было уже на другой нашей работе), когда Кармен записывал музыку с оркестром, я, считая, что это к моей литературной деятельности в картине уже не имеет отношения, позволила себе не прийти в тон-ателье, а беседовать с редактором о новом сценарии. Какой великолепный скандал учинил мне Роман Лазаревич! Еще бы, ведь я вообразила, что функции при создании фильма могут быть разграничены!
С первой нашей совместной работы для меня непреложен карменовский принцип: фильм один, и каждый его создатель вездесущ в нем.
А тогда, учинив мне разнос за отсутствие в тон-ателье, Кармен и сам несколько смутился, потому уже добавил мирно и иронично:
Ты же должна всегда быть при мне, иначе народ нас не поймет.
То есть?
А тебе разве не известно, что вся студия уверена: у Кармена и Шерговой — пылкий роман. Иначе с чего бы я с тобой делал столько фильмов?
Как с чего? С моего таланта, адекватного твоему, — не дрогнула я.
Да, да, мы были уже на «ты», что отнюдь не изобличало интимность наших отношений. Никакого романа у меня с Карменом никогда не было. Дружба была, а романа не было.
Но что правда, то правда: то ли так получалось, то ли у Кармена было такое правило, но больше одного фильма Роман Лазаревич с тем же самым автором не делал (разве что, кажется, два с Генрихом Боровиком).
А со мной сделал несколько. И, наверное, именно потому, что любовные перипетии не осложняли нашу работу. В его сердечных делах я была только наперсницей, что, конечно, немало.
По московской иерархии знаменитости и значимости Рима входил в категорию «классных мужиков». И правда. Все было при нем: слава, деньги, машина, квартира в элитной Котельнической высотке, дача… Атрибуты тогда не частые. А к тому же — элегантность и профиль, который просился быть отчеканенным на римской монете времен расцвета древней империи. Казалось бы, не уставай переступать через вязанки женских трупов! Ан нет. Про его романы Москва не судачила, а может, их и не было. Что же касается его браков, счастья они ему не принесли. Я не застала Кармена времен первой женитьбы — на дочери хрестоматийного старого большевика Емельяна Ярославского, скульпторе Марьяне. Ваятельница Риму бросила, как говорили очевидцы, — швырнула.
Вторую свою жену, Нину, Кармен обожал, ревновал и терзался. И было с чего. Нина одна из самых знаменитых московских красавиц, для терзаний давала предостаточно оснований. То Рима с боем вытаскивал ее из особняка Василия Сталина, с которым та крутила шумную интригу, то натыкался в ресторане на жену, интимно воркующую с очередным шикарным пижоном, то… Перечень Нининых прегрешений можно длить и длить. Но главным из них считаю небрежение к самому Кармену и их дому, а дом-то Риме так хотелось создать Даже наличие прекрасного мальчика — сына Саши, брак этот скрепить не могло.
Уже увидев всю Римину семейную эпопею воочию, я поняла, почему он сказал во время нашего семейного обеда на даче: «Я уж забыл, как такое бывает!»
Рухнул и этот брак. Сыновья (от первого брака  у Кармена тоже был сын — Роман, добрый, милый  человек, ставший замечательным кинооператором) при всем теплом и уважительном отношении  к отцу истиной жены заменить ему не могли.
— Все, — сказал мне как-то Рима. — Никаких  светских львиц, никаких инфернальных красавиц. Хочу тихую, милую, скромную.
И вскоре привел ее ко мне. Тихую, милую, скромную. Нет, это неточно. Тишайшую, милейшую, скромнейшую хорошую девочку Майю. В синем скромном платьице «под горлышко» с белым детским воротничком. Без косметики, волосы забраны в два наивных хвостика, никакого громкого смеха, не говоря уж о зазывном хохоте, одни улыбки. И никаких претензий, готовность к бытовым жертвам; у новоявленной пары даже жилья не было. Рима ушел, бросив все.
Вдохновленная видением грядущего счастья друга, я кинулась на поиски крыши над пасторальным уютом. Карменов приютили мои друзья, Саша и Рая Хазановы, чья квартира в это время пустовала.
Со временем Рима получил квартиру. Быт, дом, семья (у Майи была дочка от первого брака) осенили карменовскую жизнь.
Рима гордо и восхищенно сообщал друзьям:
— Как она печет! Как она готовит! Какие грибы делает!
Свидетельствую: все -  правда. И пироги, и грибы, и хлебосольные застолья на даче. Сама отведала.
Однако справедливо утверждает блатной шансон: «Не долго музыка играла». Очень скоро синенькое платьице было сменено на броские туалеты, а трогательные «хвостики» вышли из употребления, уступив место модным кудрям. Милашка Майя пустилась во все тяжкие. Подробности ее пронзительных романов живо обсуждались в фойе Дома кино и на пляжах писательских домов отдыха.
Не сочтите эти свидетельства за ханжеские причитания уже немолодой (увы!) дамы. За долгую жизнь я не наблюдала (за редким исключением) браков, даже удачных, не перемешиваемых «отклонениями» мужа или жены. Да и на порицания «неверных» прав не имею. Мой счастливый и неразрывный полувековой брак тоже расцвечен разными вспышками. И моими, и, думаю, моего замечательного, любимого мужа.
Более того, уверена, что возможность увлечений, влюбленностей не только стимулирует творчество, но может идти на пользу и семейной жизни.
Важно только неукоснительно следовать заповеди бога домашнего очага: твои радости никогда не должны приносить огорчение, боль самому близкому человеку.
А пируэты Риминых жен делали его глубоко несчастным. Трагическим была и кончина Кармена. Он лежал в больнице с инфарктом, а Майя уехала в Сочи с очередным возлюбленным. Где, почти сразу по прибытии, получила телеграмму о его смерти.
Конечно, чужая жизнь, как равно и душа, — потемки. Может быть, в своих семейных невзгодах Рима сам был в чем-то виноват. Может быть, не отпущено ему было небесами одарить женщину безмерностью прихотливого бабьего счастья. Не знаю.
Знаю другое. Счастьем сотворчества он дарил щедро. Счастьем преданности фильму до конца, без остатка.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32