Тексты пьес

Тогда Юра взял гитару и спел «Твои глаза подобны морю». Так я и услышала песню в первый раз. Присутствующие прореагировали на исполнение, на стихи, на музыку, а один мой приятель, который действительно проявлял ко мне нетоварищеский интерес, спросил певца в упор:
— И ты, Брут?
— Но ведь объект обрисован достоверно, — уклончиво ответил Визбор.
Конечно, он мог объяснить все как есть — то, о чем я писала в начале главы. Но он благородно  оставил присутствующих мучиться неопределенностью.
Уже много времени спустя Юра подарил мне пленку с записью песни и посвящением.
Почему ты посвятил песню мне? — не удержалась я.
Потому что она о тебе.
А что о тебе?
Это вопрос второстепенный, — опять сблагородничал Визбор.
Я вроде получила тогда право говорить о тайных чувствах Юры и сейчас повторить лестную версию. Всем известно — для поощрения женского тщеславия много не требуется. Одна моя знакомая о мужчине, который проходил мимо, не замечая ее, шептала подругам: «Он так меня любит, что боится посмотреть в мою сторону». Но я не поддамся соблазну. Юра часто говорил со мной о любви. Не ко мне. К другим женщинам.
И вот отложена рукопись, включен магнитофон, Юра снова в моей комнате. Очень хочется рассказать вам о нем. А как — и не знаю. Многое связывало нас.
Полтора месяца спустя после кончины Юрия Визбора состоялся вечер его памяти. Потом были еще вечера — более многолюдные и более официальные, но я хочу вспомнить тот, первый.
Он проходил в Институте океанологии. Не знаю, почему был избран этот институт и этот зал. Но был некий не читаемый поверхностно смысл в выборе.
Моря шумели в песнях Визбора, моря раскачивали их ритм. Теплые и арктические, они внушали повадку своим покорителям и труженикам, которые столько раз входили на страницы визборовских репортажей, на пленку его фильмов. Стихия была в нем. Стихия, не знающая прописей и барьеров. Волнами дыбились, накатывая друг на друга, сливаясь, сшибаясь, таланты самые различные. И даже когда волноломы редакционных или иных реалий вставали на пути наката, волновой этот накат не спадал, а лишь взрывался новой волной в радуге брызг.
Не о любом человеке хочется (да и можно!) писать в такой приподнятой манере.   О Визборе необходимо. Хотя романтическая его сущность была земной. Земной и современной. Он был поистине бардом. Не бардом, коим сегодня считают себя те, кто просто сам пишет и исполняет свои песни. Он был бардом в высоком средневековом смысле, когда бард — воспеватель, воспеватель подвига и любви. Духа народа и души влюбленного.
Но он был бардом эпохи НТР (научно-технической революции). Зная досконально технократическую повадку времени, любя и ценя научный склад мышления эпохи, Визбор умел сообщать ему черты романтические. Не набрасывая на современность театральных плащей, не вручая ей картонные латы. Его романтика не была реанимированной тенью. Она не была и наивным путником-пешеходом с псевдоромантическим рюкзаком за плечами. (Как нелепо звучит бытующее утверждение о том, что суть визборовской романтики — это «а я еду за туманом и за запахом тайги»!)
Романтика Визбора была иной. Поиск научной мысли он воспринимал и передавал — хотя и в  точных современных подробностях — как поиски золотого руна. Подвиг молодого лейтенанта  Шклярука, который предпочел собственную  смерть гибели людей, Визбор мог воспеть как  подвиг былинный. И при этом не впасть в стилизованный архаизм.
Рассказывая о своих друзьях, я хотела задуматься и над тем, какие уроки профессии преподала мне их жизнь и работа. Визбор учил меня и всех «крутозорцев» истинности романтизма.
Так вот, о вечере.
Ведущий встречу друг Юрия Визбора актер Вениамин Смехов, делавший эту свою работу проникновенно и увлекательно, постарался разбить программу на тематические разделы, отражавшие пристрастия Юры — кино, песни, спорт, живопись. Но за бортом (уж морская терминология так морская!) оставались поэзия, журналистика, художественная проза, юмор… да и многое другое, без чего не было бы Визбора. А главное: все перечисленное на параграфы и главы в нем не делилось. Все сосуществовало, побуждаемое к обретению формы — одно другим.
Так и вышло. О Юре рассказывали «барды» и альпинисты, кинематографисты и космонавты, журналисты и поэты. И каждый не мог очертить круг воспоминаний четкой темой, потому что в Визборе барьеров не было. И еще потому, что начинали звучать его пленки, не аккомпанирующие, а сращенные со слайдами визборовских акварелей, возникали на экране его актерские работы, ведомые его песней, ведомые по взлетным полосам аэродромов, по ледяным зарослям торосов, по прокуренным комнатам московских квартир (то есть по маршрутам любви человека и художника), -  и было неясно, где кончается одно и начинается иное!..
Он изъездил всю страну, любил Север и Восток («Восточная Европа далеко — на западе Восточная Европа», — рассказывала песня).
Он принял дороги войны как свои, хотя был моложе фронтовиков.
Он бродил по детству, слышал, как грохочет кирзовый волейбольный мяч на Сретенке.
Он предсказал свой последний миг последнего прикосновения к земле. Назвал время — сентябрь, осень, которая идет по земле, опираясь на синие посохи дождей.
Он мог прочертить жизнь назад и вперед. А это дано только прозрению художника. Он был им, истинным. Истинным, потому что понятия «жизнь» и «работа», столь любимые им, были для него однозначны.
И еще «любовь». Хотя это слово редко произносилось в его песнях. Говорил он о чувстве к женщине как-то деликатно, не разрывая рубаху на груди. Да и не использовал он свой успех, как эксплуатируют его сегодняшние, даже весьма затрапезные «звезды». Были, конечно, кое-какие недолгие связи, но главным были жены. При мне их было три. И отношения строились по формуле: «Ты у меня одна, точно в степи сосна». Отношения разные — и пылкие, и просто благодарные и драматические. Первая Юрина жена, журналист и талантливый «бард» Ада Якушева, — не только важный этап Юриной жизни, но и человек, многое определивший в его профессиональных пристрастиях. Ей посвящены многие его песни, которые после Юриного ухода «присвоены» преемницами. Ада и мать старшей Юриной дочери Тани, одаренного журналиста, принявшего от отца эстафету эфирного слова.
Юра очень любил вторую жену — актрису Евгению Уварову, с которой его свел фильм Марлена Хуциева «Июльский дождь», где оба они играли. Но что-то не сложилось. Расстались. С ней и дочкой Аней. Хотя с дочерьми он не расставался — любил обеих, заботился о них.
С последней женой Ниной Юра прожил недолго. С его слов знаю, что это был брак без особого полыхания страстей, но в котором, как говорил он, было ему спокойно и тепло. Прибавлял: «Как у Хэма — «чисто, светло»». Он тяжко переживал, когда его бросила предпоследняя жена Таня. С ней Юра был «невенчан», неузаконен в качестве мужа, но через неделю после встречи с ней познакомил нас: «Это моя жена». А жена ушла, кажется, к генералу. (Да, милая авторша присланной мне записки, и страдания у Визбора бывали, и женщины бесчувственные.)
И все-таки главным для него была однозначность слов «жизнь» и «работа».
Последнее, что создал Визбор, — два сценария в сериале «Стратегия Победы». Этот цикл, рассказывающий о сражениях мысли в великой битве нашего народа, делался в творческом объединении «Экран» к 40-летию Победы. Я была художественным руководителем цикла. Я знаю, кто и как работал. И потому с уверенностью говорю: Визбор работал талантливо.
Когда работаешь в рамках цикла вместе с другими авторами, ты невольно подчинен общим задачам, единой стилистике. Можно стать рабом стереотипа. Можно, конечно, стараться изобрести собственную непохожесть. Но тогда ты не встанешь в ряд единства.
Сценарии Визбора в цикле не спутаешь с остальными, они визборовские — по интонации, по манере обращения с материалом, по характеру комментария. Но фильмы эти и не отрицают необходимых канонов общности сериала.
Я думаю, что для Визбора это вообще очень важная черта. Он не был загадочным одиночкой в творчестве. И при этом был личностно узнаваем с первого взгляда, с первого звука. Во всем. В хоровых раскатах «бардовых» песен.                                     В многостраничное современной журналистики. В бесчисленности документальных и художественных кинолент.
В сериале «Стратегия Победы» Визбору как сценаристу принадлежат фильмы «Битва за Днепр» и «Победная весна». Схватка стратегий, противостояние умов увлекли его не меньше, чем схватки с арктической стихией или борения человеческого духа с неизведанностью космоса, которым он адресовал столько пронзительных слов.
Юра был тяжело болен, перенес обширный инфаркт, лежа в кардиологическом центре. Я приехала навестить его. Он спросил: «Почему ты не привезла «Роковые решения» и воспоминания генерала Бредли?»
Я запротестовала: «Уймись. Приди в себя. Какая работа?»
Он покачал головой: «Без работы — загнусь. Только в ней спасение». И начал рассказывать, какие дипломатические мемуары только что прочел:  теперь для него позиция Рузвельта на Тегеранской конференции обрела зашифрованный стенограммой смысл. И еще сетовал: в Висло-Одерской операции потерял одну армию, никак не может проследить ход ее действий. Огорчался по этому поводу так, будто завтра ему самому предстояло отдавать приказ о наступлении.
На вечере в Институте океанологии один из самодеятельных певцов рассказывал, как чтили Юру «барды» юные, какой популярностью пользовался он у слушателей. (Да не только тот певец говорил об этом, все. А что до популярности, так что там: на похороны Визбора приехали горняки и строители из сибирской тайги, из Заполярья, из Каракумов. Его герои и почитатели.) Но тот молодой «бард», которого я сейчас помянула, рассказал вот что.
В Куйбышеве систематически проводились фестивали самодеятельной песни. Склон горы служил гигантским амфитеатром на несколько тысяч зрителей.
Визбор выступал в качестве почетного гостя, встреченный перекатами овации.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32