Скульптор
Мефисто: Зря ирронизируете. Это очень влиятельный Кот Мурррзик Иванович! (неожиданно начинает говорить шепотом, оглядываясь, как будто его подслушивают). Вам даже и не снилось, какими богатейшими возможностями обладает Самый Большой Муррзик! Можно сказать, Муррзик с большой буквы!
Никольский иронизирует: Что вы говорите?
Мефисто: Вы получите зрение, больше, вы получите ПРО-зрение, положение в обществе и, между пррочим, очень приличные деньги! Так сказать, соррвете банк. Как в казино. Только беспрроигрышном. Подумайте о вашей дочке, какое будущее вы ей готовите?
Никольский: Что ты сказал? Дочке?
Мефисто облизывается по-кошачьи: Она у вас присимпатичная малышка.
Никольский: А ну, БРЫСЬ!!! Дочка моя ему нравится, видите ли!..
Кот исчезает. Скульптор, схватив палку, пытается догнать его, но натыкается на друга, который неожиданно входит в мастерскую.
Сцена 5.
Никольский: Сашка, ты?
Александр: Ну, само собой. А ты кого ждал?
Никольский: Никого я не ждал.
Александр: Как никого? Я же обещался зайти…
Никольский: Не помню…
Александр: Стареешь, брат. Про друзей забываешь… Не хорошо. Заказ-то закончил? (отодвигая Никольского, по-кошачьи прокрадывается в комнату). Вижу – закончил. Ну, что отметим? (довольно потирает руки).
Никольский: неуверенно: Мне бы домой. Томка волнуется…
Александр: Э-э, дружище, не жмись! Относись к деньгам, как художник! Пришли-ушли.
Никольский: Да, ну тебя. (обречено машет рукой, разливает коньяк)
Александр: Так бы сразу. Дело-то житейское. Вчера у меня прибыль, сегодня тебе с заказом повезло… О-о-о, (берет в руки бутылку, изучает этикетку, вдыхает аромат коньяка) откуда такая роскошь?
Никольский, нарезая колбасу: Не поверишь…
Друг встает и начинает ходить по мастерской, въедливо изучая каждую мелочь, ощупывая все глазами и пальцами.
Александр: А вдруг поверю?
Никольский: Да я сам толком ничего не понимаю.
Александр вкрадчиво: А ты расскажи…
Никольский: А что тут рассказывать? Тихо шифером шурша, едет крыша, не спеша. Я, по-моему, с ума схожу…
Александр: Да, ладно тебе. (ощупывает барельеф покойницы, глядит на фотографии) Вот ведь черт, у тебя даже жмурики, как живые выходят. Форма, блин, характеры…
Никольский зло: Не смей их так называть!
Александр: Шутишь?
Никольский: Не шучу. Это были скульпторы, художники, актеры, режиссеры, поэты, писатели… Все-таки они — люди.
Александр: Люди? (Ухмыльнулся). Не все… Но ты прав. Они тебе деньги приносят… Бабло побеждает зло (ржет).
Никольский: Бабло и есть зло. А я хочу творить. Скульптура – это…
Александр подходит к груде строительного мусора: Дурак, деньги можно делать из всего, даже из воздуха… Мы с тобой столько лет знакомы, а я все никак не могу тебя научить. Вот смотри! (Александр выхватывает из кучи мусора кусок проволоки, гнет его и протягивает Никольскому) Что это?
Никольский: Кусок дерьма на проволоке.
Александр: Это «Адов огонь» — авангардная, постмодернистская скульптура, последний писк моды. Все бизнесмены украшают свои коттеджи разной херней. Чем не возможность заработать деньги?
Никольский: Это смешно! Я не могу так дурить людей!
Александр: Может, тебе вернуться в Академию – преподавать?..
Никольский: Уже не позовут…
Александр: Насмешил! Конечно, не позовут. А ты не будь гордым. Сам сходи. Вот меня никуда не зовут… Я всегда сам прихожу… Адово сочетание: дар и ослиное упрямство… Из-за этого тебя и не любят…
Никольский: На последнем худсовете опять завалили.
Александр: Не удивительно. Надо и лизнуть уметь, и в поклоне согнуться. Деньги не пахнут…
Никольский: Зато пахнут те, кто слишком унижается. Удача потных не любит.
Александр: Дурак, скульптуры – это твои дети. Их мало вылепить, их еще нужно пристроить, дать путевку в жизнь.
Никольский: Я так не умею.
Александр: Ну, тогда сваяй своего мыслителя, что ли…
Никольский: Этого Роденовского шахматиста, у которого отняли доску?
Никольский дружески хлопает приятеля по плечу. Оба смеются, глядя друг на друга покрасневшими глазами. Уставшие мужчины изрядно потрепаны жизнью.
Александр: Ты сдаешь позиции, брат… А ведь я помню, сколько у тебя планов было. После учебы в Академии по три пленэра в год по Европам. Тебя в Союз художников в восемнадцать лет приняли. Исключительный случай!
Никольский: И так же быстро задвинули, когда я стал неугодным, когда кому-то перешел дорогу. Знаешь, мне приснился странный сон. Очень странный.
Александр: Говори.
Звучит японская музыка Кото. Пока скульптор рассказывает сон на сцене возникают «ожившие скульптуры». Пластическая композиция.
Никольский шепчет, как будто их могут подслушивать: Короче, сплю я, и снится мне ночной Минск. Иду по проспекту и вдруг понимаю, что в городе больше нет памятников… Только пустые постаменты. И это так страшно, как будто память убежала, история перечеркнута, как будто все немое…
Александр: Допился.
Никольский: Допился. Я знал, что ты не поймешь…
Александр: Почему же?.. Очень интересно. Продолжай.
Никольский: Ну, я свернул с проспекта и наконец-то увидел памятники. Мои скульптурки. Городские. В человеческий рост.
Вначале у здания кинотеатра замаячила скульптура почтальона с велосипедом. Но тот вдруг вскочил на свой велосипед и унесся в глубь дворов по Богдана Хмельницкого. У Комаровского рынка, возле фонтана, заметил скульптуры фотографа и девушки, бросился к ним. Девушка вскрикнула и побежала в подземный переход, а фотограф выронил шляпу, выскочил на дорогу и… как сквозь землю провалился. Я подошел к тому месту, где упала шляпа. Поднял ее. Она оказалась кожаной. Ну, я покрутил шляпу в руках, даже примерил и оставил у фонтана. Зачем мне? Около сквера замаячила бронзовая фигура прикуривающего. Я готов поклясться, что это не мираж и не человек, а бронза. Бросился к ней. Прикуривающий искал в кармане зажигалку. Вдруг посмотрел на меня и спросил буднично так:
— Прикурить не найдется?
Я дар речи потерял. Бронзовый мужик пожал плечами, нащупал в кармане зажигалку, прикурил и пошел по тротуару. Можешь себе представить? (Александр курит, улыбаясь, прищурив глаза).
Я ворвался в Михайловский сквер. Там сидела моя дама. Она встала со скамейки, разорвав бронзовые прутья, приковавшие ее к постаменту и, пошла по дорожке к босоногой девочке, стоявшей под дырявым зонтиком. Девочка побежала к ней навстречу. Две тетки пошли из сквера. Как мама с дочкой. А я почувствовал, что начинаю задыхаться…
(« Ожившие скульптуры» надевают на него полиэтиленовый мешок. Скульптор задыхается в нем, но все же успевает освободиться. «Скульптуры» исчезают).
Что скажешь?
Александр: А почтальона у кинотеатра действительно больше нет. Я там сегодня проходил. И дерево срубили, под которым он стоял.
Никольский: Брешешь! Что за шутки, блин? Ты уверен?
Александр: Да точно говорю, нет никакого почтальона!
Никольский: Неужели это был не сон?
Сцена 6.
Неожиданно в мастерскую входит жена Никольского.
Тамара: Ну ваще вы даете опять голубки заседаете?
Никольский испуганно и суетливо начинает метаться по мастерской.
Александр молча встает, подходит к Тамаре и галантно целует ей руку. Он в отличие от друга выглядит совершенно трезвым.
Тамара: Я же говорила больше одного бокала пива не пить позже десяти домой не приходить ваще…
Александр: Королева не должна сердиться. Будь снисходительна к твоим рабам. (усаживает ее на стул, снова целует руку).
Никольский: На чужой каравай роток не разевай. Я хоть и пьяный, а все вижу! Заведи себе жену и сюсюкай с ней.
Тамара: Господи молю дай мне Мудрости чтобы понимать этого мужчину (указывая на мужа) Любви и Терпения чтобы прощать его силы же заметь ваще не прошу Господи а то ж прибью его на хрен… А, не отдай бутылку!
Никольский прячет бутылку, жена гонится за ним. Александр, не прощаясь, крадучись, выскальзывает из мастерской.
Тамара: Я думала ты работаешь вот (ставит на стол пакет) поесть тебе принесла… а ты алкоголик старый…
Никольский: Леночка спит?
Тамара: Еще бы… Ей нужен режим ребенку завтра в школу ваще-то а на дворе ночь сколько ты дней с дочерью не разговаривал?
Никольский: Знаешь, я придумал ей фасон выпускного платья. Я тут набросал (роется в бумагах).
Тамара: До выпускного еще почти целый учебный год ты бы лучше денег набросал ребенку джинсы новые нужны а я кухонный гарнитур хочу.
Никольский: Все будет. И гарнитур, и джинсы Леночке, и туфли на шпильках, и платье для выпускного бала. Я завтра получу деньги за этот барельеф.
Тамара: Ты не адекватен Володя разве это деньги ваще для скульптора твоего уровня?
Никольский: Я стараюсь.
Тамара: Это я стараюсь чтобы хоть как-то держаться на плаву я стала твоей кухаркой веря что ты станешь знаменитым… Ну хотя бы как… Самохвалов…
Никольский: Тома, давай ужинать… (заглядывает в пакет с едой)
Тамара: Разные бездарности выбивают госзаказы ставят памятники на площадях… а у тебя даже мастерской нормальной нет… эх ты рохля!
Никольский: Я художник! Как же я завтра смогу творить, когда сегодня буду стоять в поклоне в министерстве, унижаться, просить?..
Тамара: Все мы немного художники Рембрант художник и повар тоже немного художник можно художественно лепить скульптуру а можно художественно лепить лапшу можно лапшу художественно вешать а можно художественно гнуть спину перед начальством и процесс пищеварения может быть творческим ваще-то.
Никольский: Все-таки Рембрант — художник, а повар — нет. И ничего ты тут не попишешь!
Тамара: Барельефы для надгробий вот твое призвание.
Никольский: Художник имеет право на неудачу без посторонней помощи.
Тамара: Тебе на все наплевать ты даже не знаешь что в доме завелась моль!
Никольский: Ну и что?
Тамара: Я искала ее гнездо повсюду перетрясла все шкафы полки антресоликрупы сухофрукты… где ты думаешь было гнездо?
Никольский: Какая ерунда!
Тамара: Тебе все ерунда!
Никольский: Ну, и где было гнездо, моя хорошая?
Тамара торжествующе: В пылесосе! В пылесосе который ты сто лет не чистил там был инкубатор! (начинает рыдать)