Спектакль документов 1
Я знаю, многие документалисты чересчур полагаются на кинокамеру. Она, мол, сама проанализирует и сложит… По-моему, это заблуждение. Нет, документальную реальность надо сначала разобрать до основания, а уж потом собрать.
В каждом человеке есть тайна — может быть, желание, может быть, мысль. Тайна эта скрыта от посторонних, иногда скрывается даже от самого себя. И вот мне кажется, что для создания образа необходимо если. не понять, то по крайней мере почувствовать ее. Живописный портрет способен передать тайну личности. Конечно, подробное изучение человека во всех его ипостасях подвигает к открытию этой тайны. Но не открывает. Тут требуется еще интуиция. Тайна становится пружиной образа.
Уловить не сказанное, а мыслимое. Даже еще и не мысль, а лишь ощущение, настроение или в глубине скрываемый мотив того или иного действия. Вот задача для документалиста, если он хочет создать портрет.
Образ содержит тайну личности. Иначе это всего-навсего облик, а не образ. В отдельных ситуациях частица тайны вырывается наружу. Иногда можно создать такую ситуацию или пронаблюдать личность в острый момент. Впрочем, многие из нас, документалистов, предпочитают иметь дело с бесхитростными людьми: «Мне нечего скрывать. Я весь как на ладони…». Это в моей пьесе «Джокер» говорит один из героев.
Взгляды, убеждения героя — это, конечно, важно для строительства образа. Но мне еще нужно обнаружить ту особую притягательную силу, которая свойственна данному человеку, раскрыть и усилить ее всеми экранными средствами.
Я считаю, что обнаружение чувственной сферы личности необходимо для создания образа документального героя, какой бы функцией он ни был наделен в картине. Именно это дает возможность документам «сыграть». Нужно постоянно заботиться о том, чтобы передать с экрана все обаяние личности, иной раз даже отрицательное.
Актер по природе своей всегда старается воздействовать обаянием. У документального героя это проявляется значительно реже. И все-таки в каждом человеке это есть, пусть в определенный момент, в специфических обстоятельствах.
Но как вылепить внешний, доступный экрану мир по внутреннему подобию?
Я никогда не стремлюсь снять «всего» человека. Не делаю опись личности. Не моя забота. Пусть социологи, психологи анкетируют и всесторонне описывают. В образной документалистике свой принцип отбора — фиксирую то, что меня задевает.
Думаю, у каждого есть как бы эмоциональное поле. Оно не всегда и не всем заметно. Но его-то и пытается уловить моя камера. «Флюиды» фотографирую. Они — основной материал для строительства образа. Не то, что видится, а то, что чувствуется. Так я получаю «образ для себя».
Но это еще полдела. Надо средствами документалистики перевести его в «образ для всех». Усилить эмоциональное поле личности героя, не нарушая правды.
Однако и это еще не все. Мало «раскрыть человека». Мало получить на пленке ясно видимые черты его характера. Для построения образа из документов всякий раз, как мне представляется, надо опираться на идею, лежащую уже вне данного лица. В обществе. Во времени.
Это нравственная идея образа, которая позволяет собрать отдельные факты, черточки характера в единую систему.
Строя образ из документов, я постоянно соотношу объект изображения с каким-то своим идеальном представлением. Я как бы выбираю из моего героя то, что считаю прекрасным.
Чем хорош для меня человек, а чем плох. Нейтральный, так сказать, материал по возможности опускаю.
Именно так! Факты, действия, рассказы — все подчинено одной цели: выявить идеальное. Повторяю — с моей точки зрения. Иного способа проникновения во внутренний мир другого человека просто не знаю.
Любому общежитию требуются образы-маски, то есть закрепленная манера поведения, закрепленные реакции. В семье, на работе, где угодно. И документалист должен учитывать это.
Можно, конечно, критически отнестись к «маскам» героев. Но ведь приходится пользоваться ими как готовым материалом. Пользоваться и играть в ту «игру», которую ведет документ. Разоблачать безнаказанно нельзя. Нельзя и отнимать безнаказанно игровое начало. Вне «игры», которую придумал для себя человек, нет личности. Раскрыть личность — не значит анатомировать ее. Иногда приходится, но это особые случаи.
Конечно, порой нужно сбросить маску с лица героя. Но чаще я стараюсь сохранять и укреплять терпеливо образ, намеченный человеком в жизни.
Нет, пусть личность строит легенду. Пусть живет по своей легенде. Пусть так.
Из множества лиц-масок я беру то, что соответствует образу, который я строю в работе с документальным героем.
Работа с героем над образом…
Сама эта постановка вопроса может показаться неправомерной.
В игровой картине работа с актером естественна. А тут? Некоторые считают, что нельзя притрагиваться к документальной реальности; Нарушается достоверность. Наше дело фиксировать. По возможности деликатно, издали, не мешая. Вмешательство начинается только на монтажном столе в работе с кинодокументами, Здесь отбирай, усиливай, комментируй! А на съёмочной площадке — нет. Документ должен быть просто «куском жизни», сохраняющим многозначность реального мира.
Наиболее последовательные сторонники этого взгляда на работу документалиста считают, что автор не должен интерпретировать личность. Зритель сам разберется, сам расшифрует документального героя.
При таком методе работы иногда на экране действительно возникает яркий образ человека. Это редко, но бывает, если иметь дело с героем, который в повседневном поведении легко и открыто выявляет черты своей личности. Личность талантлива, сильна, органична, темпераментна, типажна, короче говоря, способна легко генерировать свой образ в обстановке публичности,— тут, пожалуй, и особого искусства не надо. Тут не забывай только время от времени выключать камеру. И пусть даже на экране такой человек «почему-то» выглядит бледнее, чем в жизни, все довольны. Какая удача!
Сам грешен — знаю я эту легкую добычу. Однако жизнь все больше приучает меня к тому, что настоящее богатство лежит все-таки не на поверхности натуры, а в глубине ее. И сокрытый на первый взгляд человек дает более ценный материал для построения образа.
Хотя нет, не дает — добыть надо!
Внутренний мир человека — главная реальность художественного документального фильма. Но это реальность невидимая. И потоку изобразить ее можно не прямо, а только опосредованно.
Классическая хроника держалась на двух действиях — наблюдении и отборе кинофактов. Экранная публицистика предложила третье действие — конструирование кинопонятий. А художественная документалистика идет еще дальше, требуя извлечения эстетической информации из факта в момент документирования, извлечения гармонии из документа. Но этого нельзя сделать, не вступая с фактом в активные взаимоотношения.
Так в арсенале документалиста оказываются и сценарно разработанный сюжет и, условно говоря, постановочные средства различного рода, провоцирующие раскрытие внутреннего мира человека.
Обязательно ли использование этих средств? Нет, конечно. Можно ведь исследовать нутро земли, наблюдая вулканы. Так и здесь. Если, по счастью, перед тобой вулканический выброс личности — торопись снимать. Но ведь такая удача ожидает документалиста нечасто. Значит, надо искусственно вызывать «вулканы». В этом самая суть нашего мастерства,
А снять «действующий вулкан» может и кинолюбитель…
Внешнее течение жизни само по себе обычно не передает внутреннего борения личности. Между тем внутренняя жизнь и есть основное при создании образа на документальном экране. Как проникнуть в нее?
Через болевые точки. Понять, что человека радует и огорчает, чего он боится, на что надеется и т. д.
В жизни каждого случаются поворотные моменты, когда оказываешься перед необходимостью выбора. Нарушен автоматизм повседневности — надо решать. В такие моменты проверяются человеческие убеждения. Если бы была возможность поставить камеру в этих точках нравственного напряжения личности!
Наиболее полно личность проявляется в критических ситуациях. На этом держится чуть ли не вся мировая драматургия. Но тот же принцип применим и к документальному фильму.
Правда, критическую ситуацию нам чаще всего приходится показывать отраженно, как воспоминание. Тем не менее, если знать точку нравственного напряжения личности в настоящем или в прошедшем времени, то можно, поместив героя в эту точку, получить необходимый для документальной драмы эффект.
Но ситуация «быть или не быть?» не обязательна. Иной раз нравственное напряжение возникает в самых обыденных обстоятельствах. Тогда надо, не стесняясь «мелочности», фиксировать именно эти бытовые обстоятельства.
Личность в спокойном, я бы сказал, холодном состоянии не способна генерировать свой образ. Только в состоянии эмоционального возбуждения. Но документальная камера редко застает такие моменты. Поэтому приходится создавать особые условия, когда кое-что все-таки видно в глубине колодца.
В точке нравственного напряжения человек всегда испытывает эмоциональный подъем. Возникает поле эмоциональной активности. При тонком обращении оно фиксируется на пленке и его излучение передается зрителю. Вот тогда-то зритель и может прочесть невидимую часть спектра. Ему становится понятным не поддающееся словесному объяснению внутреннее состояние героя. Я выше всего ставлю именно такое воздействие на зрителя.
Для получения фотоснимка необходимо, чтобы объект имел световое излучение. Для получения образа нужно, чтобы личность была способна к особому эмоциональному излучению. Оно зависит не только от характера, но и от состояния человека. В холодном состоянии излучения не происходит. То есть автор, возможно, и уловит слабые токи, достаточные для того, чтобы в его сознании стал складываться образ. Но камера — грубый инструмент. Пленка малочувствительна, и, чтобы образ мог быть прочитан, приходится искать средства возбуждения личности.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41