Тексты пьес

Пришли первые 16-мм камеры. Снимали и монтировали на негативе, который обращался в позитив только в эфире. Иногда, «кверху ногами». Разобрать что-либо на узенькой этой пленке да еще в негативе было невозможно, даже через лупу. Поэтому в эфир все выходили с дрожью. В подвале варили плёнку первые проявочные машины, которыми командовал Миша Ревич. Он великолепно разбирался в «бегах» и все время пропадал на  ипподроме. Но кинопроизводство на телевидении развивалось и кажется уже ничто не может остановить этот могучий процесс. /Как показала история через полвека — всё можно остановить. Но это случилось уже после Советской власти. И это была уже другая смешная история /.
На проходной стоял в черной шинели «Чапай» или тетя Маша.
Утром тетя Маша всегда задавала один и тот же вопрос:
- Товарищ Беляев! «Покажьте» пропуск.
Приближался Всемирный фестиваль молодежи. Это было грандиозное событие в Москве. Ради него закупили за границей целую дюжину «арифлексов» /роскошных миниатюрных кинокамер/ с «майхаками» для записи звука и пригласили на студию первый профессиональный отряд кинематографистов. Это были операторы только что окончившие ВГИК. Они жаждали славы и готовы были работать круглые сутки.   Меня взяли в штат на должность старшего редактора Молодежно-спортивной редакции и поручили заниматься спортом на фестивале.
Перед самым фестивалем нас всех  собрал в студии  Первый зампред Комитета по радиовещанию и телевидению /так в 1957 году  называлось  наше начальство. До Пятницкой оно размещалось на затылке Пушкинской площади, в Путинках. Во главе стоял Чесноков — последний любимчик Сталина. Это он сочинил для Правды статью «О реакционной сущности еврейского народа», чтобы окончательно добить «космополитов». Но опубликовать не успел в связи с безвременной кончиной вождя. Теперь он либерапьничал на радио и телевидении.  А в замах у него ходил  с выпученными глазами такой Степанов. В душе — добрый человек. /После выхода на пенсию, он долгое время подвязался завхозом на телевидении. Вот эта должность была ему точно по плечу /. Так вот Степанов собрал весь творческий коллектив, а это значит человек пятьдесят-семьдесят, и объявил задачу:
- Засеките побольше кадров, а там разберёмся!
Мы вздрогнули, но подчинились.
Это были сумасшедшие недели. Ворота Шаболовки были нараспашку днем и ночью. На студию пачками свозили иностранцев. Документов не спрашивали. В студии даже успели снять « танец живота» в исполнении какой-то арабской танцовщицы. Никогда ни прежде, ни теперь не было такой  творческой свободы. Благодаря телевидению не только Москва, но и вся страна участвовала в этом событии. Никому и в голову не приходило спать в эти безумные  ночи. В центре шла гульба. Ну, прямо как на Бродвее.
Телевидение прославилось прямыми репортажами и народ осмелел за две недели до безобразия.
Игрушка становилась опасной. Власть это быстро оценила и сделала оргвыводы. С фестиваля начался для голубого экранчика новый отсчет времени. Вольницу быстро прикрыли. На проходной вместо тетки с наганом на боку, появился наряд милиции. На студию пришла цензура и заработал особый отдел кадров. Сразу выросла фигура Попрыкина. Как яркая фамилия! Его боялись куда больше, чем директора студии. А он сверлил всех своими бесцветными глазищами насквозь и гаденько улыбался. Неужто и Попрыкина надо сохранить для истории?
Может быть… Как деталь времени. Как характеристика незабвенной эпохи.
Все основные передачи шли из студии «А», которая впоследствии стала называться «кирокосовской». Киракосов научился бросать свою десятипудовую камеру, как пушинку. В передачах пошли отъезды и наезды. Студии «Б» ещё не было.
Кого-то звали по имени, кого-то только по фамилии. Так и остались в памяти: Шабарин. Алексеев, Юровский, Донатов, Бакулина, Миронова, Епишева, Куторга, Крылова, Тразанова, дядя Костя, Холопова, Ниренбург, Орлик Григорян… Каждый внёс свою лепту в строительство телевидения. Простите меня, дорогие, что не назвал вас всех! Для «чужих» вы памятники, для меня вы близкие  навсегда. Вспоминаю ещё и ещё эти глаза, наполненные бешенной страстью к совершенно новому делу. Господи! Какие чудные лица. Какая славная и причудливая пора. Всё кануло в безвестность. Но не пропало. Это ушло в подкорку телевидения и время от времени, будет всплывать на поверхность сознания новых поколений.

МИСТЕР ИНГРЭМС И ГОСПОЖА ДОНКАСТЕР

Я пришел на телевидение уже с некоторым набором стандартов, полученных мною в результате двухлетней работы на киностудии. И, как всякий новобранец, не очень уверенный в себе, мысленно пытался подражать тем формам и методам, с которыми столкнулся на практике и знал по книгам, изданных кино-классиков.  В кино тогда никто из режиссеров не позволял себе войти в кадр и комментировать снимаемый эпизод прямо на съёмочной площадке. Дай Бог, — думал я, — подняться до настоящего кино в этом самодеятельном телевидении. Не я один так рассуждал. Еще долго на телевидении будут мечтать дорасти до кинематографа. С этой светлой мечтой можно встретиться и сейчас, в коридорах профессиональных телестудий.
Даже дикторов  классическое документальное кино не пускало в кадр и работало с ними только « за кадром». Конечно, это было связано с «эффектом отсутствия», который культивировался тогда в кино. Мы снимаем события для фильма и остаёмся «невидимками». Только в этом случае нашему материалу обеспечивалось доверие зрителя. Якобы  «объективное наблюдение» -  основополагающий принцип  документалистики того времени. А телевидение, выросшее на радио, с самого начала выпустило дикторов в эфир и не находило в этом ничего особенного. Весь комплекс первоначальных эстетических представлений можно изложить в одной фразе: радиопередача с фото-кино сопровождением.
Очень небольшой круг людей тогда считал, что телевидение ближе к кинематографу. Теория «малоэкранного кино» появилась  только несколько лет спустя, когда к телевидению прибилось несколько профессионалов из « большого» кино.
После фестиваля сразу же началась эпопея с первым советско-английским фильмом
В 1957 году хрущевские игры в «оттепель» пришли и на Шаболовку. Тогда и разрешили осуществить совместный проект с  английским телевидением. Предложено было снять одновременно две картины:
« Англия глазами СССР» и «СССР глазами англичан». Два человека от нас уезжали в Лондон. А мы в Москве  принимали двух англичан. Причем был заключен строгий договор: Они не вмешиваются в нашу работу на « туманном Альбионе», а мы помогаем, но не вмешиваемся в работу иностранцев. В Англию отправился сам директор студии  Владимир Осьминин и ведущий режиссер Центральной студии документальных фильмов Леонид Кристи. На месте их обслуживали английские операторы и ассистенты. А к нам прилетела госпожа Донкастер — с костром на голове и бешеным темпераментом. С собой она привезла флегматичного длиннющего англичанина Мистера Ингрэмса, который должен был исполнить роль режиссёра.  В помощь зарубежным коллегам телевидение выскребло по сусекам всех, кто имел хоть какое-то представление о кино. Так я, будучи уже старшим редактором спортивных передач, оказался ассистентом английского режиссера Мистера Ингрэмса и должен был строго выполнять все его указания, не забывая, конечно, что я советский человек и работу курирует непосредственно сам ЦК партии. По плану мы должны были за месяц объехать страну и показать «малоразвитым» европейцам, что из себя представляет «неизвестный» на Западе Советский Союз.
Нечего и говорить, что все мы оказались « между двух огней» и это прибавило анекдотов в нашей работе.
Была создана большая группа «поддержки» во главе с Леонидом Золотаревским, который единственный из нас свободно разговаривал «по-аглицки» и поэтому сразу вызвал подозрение у госпожи Донкастер. А не шпион ли? Нет, Леня не был сотрудником КГБ. Он окончил Инъяз и до телевидения поработал немного синхронным переводчиком.
Иностранцы были для него уже не диковинку.
Но Донкастер считала Леню «красным комиссаром». Она вообще была убеждена, что все мы не какие -то там специалисты, а сотрудники Лубянки и призваны следить за каждым её шагом.
Отсутствие взаимопонимания началось практически сразу, на первом же банкете по случаю приезда дорогих гостей.
На роскошном столе перед каждым стояла дюжина тарелочек, невообразимое количество разных вилочек, ложечек. За плечами каждого по официанту. Приём на самом высоком уровне. Никто из наших, кроме Золотаревского не участвовал в таких представлениях и сначала все смутились, кроме англичан. Одноногий директор нашей картины Фима Голынский — одессит и участник войны,- крякнул и густо намазал половинку огурца черной икрой.
- Что он делает? — заверещала госпожа Донкастер.
- У нас так принято, — невозмутимо ответил Золотаревский.
Мне от него тоже попало. Наклонился и шепотом  в ухо:
- Какого хрена ты складываешь икру в пепельницу?
Откуда было знать все тайны придворного этикета бедному московскому пареньку, если в доме всегда не хватало ни ножей, ни вилок, когда заглядывали гости?

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41