Тексты пьес

Настоящего сценария у нас,  конечно, нет.   Есть, так сказать, общий замысел. И еще — «железные» принципы. О них мы договорились заранее и собирались им следовать, во что бы то ни стало.
Наш фильм будет кинопутешествием. От самой северной точки острова до самой южной. Но это чисто внешняя сторона дела. Фабула. По существу это будет путешествие от человека к человеку. Таков сюжет. Люди должны быть характерны для того места действия, где мы будем находиться. Техника — в основном синхронные интервью. По возможности обойтись без инсценировок.
Это должен быть репортаж. Но… субъективный репортаж. На особые события мы не рассчитываем. Будем снимать обыденность. Руководствоваться личным впечатлением. Не скрывать, что это первое впечатление, а, наоборот, подчеркивать. Значит, рассказ от первого лица. Значит, я сам в кадре и за кадром. Случайные встречи на дорогах. Намеренно не собираем материал заранее, рассчитывая на более острое восприятие действительности. Наш материал — наши впечатления.
И все-таки нельзя сказать, что я не готовился к Сахалину. Только это была подготовка особого рода. Я прислушивался к себе. В этот момент я в ссоре с самим собой и со всем привычным окружением. Мне кажется, что я живу не так, и все вокруг живут не так. Заедает быт. Живём без физического и нравственного напряжения, а потому несчастливы. Хочу другой жизни. Хочу других людей.
Вот этот не объявленный во всеуслышание постулат определил, пожалуй, и выбор героев и ту меру заинтересованности, с которой я ожидал встречи с сахалинцами.
Я шел «от себя». Пишу это к тому, что и сегодня глубоко убежден: режиссер это, конечно, должность, предусмотренная штатным расписанием, это, конечно, многосложное ремесло, но еще и особое состояние души. Без этого  состояния фильм  сложить можно, и  вполне даже удачный, мастерский! Но картину сделать нельзя.

Вертолет улетел. Парень, запыхавшись, наконец, добрался к нам. Досадуя, что упустил оказию. Знакомимся.
- Зовут Виктор. Живем? Помаленьку. Служим вот,— кивает на маяк.— Сообщение? Да вот раза два в лето причалит катер — все наше сообщение.
Пока лезли вверх, Виктор успел рассказать свою нехитрую историю. Служил во флоте. Потом демобилизовался, женился, а квартиры в городе не дают. Предложили на маяк зафрахтоваться. Согласился. Вроде бы опять морская служба. Приехал с семьей сюда. Уже второй год.
На верхней площадке два дома. Еще сарайчик. На сарайчике большущий амбарный замок.
- Кроме нас тут еще метеослужба.  Это другая организация. У них и снабжение другое.
Понимаю. Две семьи. Может, не дружат. Впрочем, это меня не касается. Для нас — «не материал».
Виктор разговаривает тяжело. Смотрит хмуро. Несколько месяцев назад потерял напарника. Напарник ушел поохотиться вдоль моря, а тут прилив.
- …На  скалу?  Не… не  взберешься. И  по морю не пройдешь. Промашку дал парень. Вроде опытный. Решил заночевать пока.  К скале притулился и заснул. А ночью мороз вдарил… Костер? Да где ж его, хворосту, взять? У нас место голое…
История мрачная. Нет, это тоже не для нас.
На площадке детишки на качелях. Вот это хорошо. Аркадий уже снимает.
Вообще Виктор на быстрый контакт не идет. А приглядываться, разбираться времени нет, да и не вписывается он так просто в нашу «романтическую» схему. (Эх, сейчас бы мне туда, на мыс Елизаветы!)   Сложные вещи мы оставляем «за кадром». Мы не знаем, как их брать. Вся надежда на метеослужбу.
Тут нам сразу везет.
Тае Бусыгиной двадцать два. Окончила школу метеорологов. Вышла замуж. Вместе с мужем приехала сюда год назад. Весной мужа призвали в армию, а Тая осталась здесь ждать одна. Одна…
Оглядываемся: вон океан, ветры в три погибели согнули чахлые березки, на сотни километров вокруг — никакого жилья. И молоденькая, такая вся городская девушка. Жутковато, наверное. А Тая носится по своей площадке, записывает температуру, силу ветра, влажность воздуха, как ни в чем не бывало. Такая веселая, озорная… Пытаемся понять. Вероятно, это постоянное преодоление трудностей рождает чувство гордости, ловкость, уверенность в себе. Характер! Короче говоря, девушка нам очень нравится.
Решаемся снимать свое первое синхронное интервью. Договариваемся о том, как работать. Я начинаю разговор, потом, перед тем как задать нужный вопрос, даю сигнал рукой… Или вот лучше говорю какое-нибудь слово. Звукооператор сразу включается и сигналит оператору.
Какое слово, чтобы оно было заметно в контексте всего разговора? Скажем… «елки зеленые». Говорю, говорю, а потом вдруг вставляю: «Елки зеленые». Это значит — мотор, начали!
Первая съемка — первое противоречие.
Для синхронного интервью оператору хочется выбрать выигрышный фон. Кругом действительно великолепный пейзаж — горы, океан. Но у звукооператора другая забота. На открытых пространствах ветер задувает в микрофон. Чистую запись сделать нельзя. Надо искать тихое место.
У меня пока нет никакого представления, как надо выбирать место действия. Слушаемся звукооператора. Находим тихую лощинку с бревнышками. Оператор чуть не плачет: никакого «фона».
Зовем Таю. Вхожу в кадр. Говорю свои «елки зеленые». Снимаем.
—  Что тебя заставило приехать сюда, на Сахалин?
— Сама не знаю, с чего приехала. Просто мечтала здесь побывать, еще в школе. Говорили, тут жить нельзя.  И мне самой хотелось посмотреть. Вот и приехала.
—  Ну и как тебе здесь понравилось?
—  Очень понравилось. Здесь можно жить, работать, отдыхать.
Разговор идет натужный, неловкий. Девушка ведет себя как-то скованно. Что делать, я не знаю. Может, зря мы забрались на эти бревнышки?
—  А как вы тут отдыхаете?
— Ходим по ягоды. Ягод здесь очень много. Рябина крупная, сочная, сладкая. Рыбачим.
— Любишь рыбачить?
— Люблю.
— А охотиться?
— Тоже люблю.
— А вдруг медведь?
— Медведи зимой отсюда уходят, а летом мы в море рыбачим.
— А если шторм, не страшно?
— И  в  шторм.  Я два  раза в шторм  попадала. Страшно, но куда денешься?
Сегодня такого рода интервью стали обычным явлением на телевидении. А для нас тогда включение этого простого разговора в документальный фильм было целым событием. Причем событием, поставившим перед всей группой массу вопросов, на которые не сразу нашлись ответы. Как, например, выбирать место для синхронных интервью? Что делать, чтобы герой чувствовал себя естественно? Какие задавать вопросы, как их задавать и вообще как вести себя в кадре?
Уходим со съемочной площадки в полной растерянности. Ощущение, что ничего не получилось.
Потом, на монтажном столе, обнаруживаем вещи, не запомнившиеся во время съемки.
— Вот эту фразу она сказала хорошо. Молчит? Смотри, получилась выразительная пауза. И потом, когда она сказала: «Куда денешься?» — она так улыбнулась. Вот это главное — именно эта пауза и эта улыбка.
Образ? Нет, слишком сильное слово. Но какое-то открытие человека случилось.  Живой человек на экране!
Едва мы успеваем снять несколько немых планов, как за нами возвращается вертолет. Сетуем, но что поделаешь. Огромный край надо пройти-проехать всего за месяц. Осесть хоть на несколько дней на одном месте, осмотреться, познакомиться основательно с людьми не удается за время путешествия ни разу. Впрочем, желание углубленного исследования к нам еще не пришло. Наоборот, нас завораживает это быстрое движение.
Репортаж! Репортаж! Столько интересных, неожиданных встреч впереди… Скорее! Вертолет, корабль, поезд…
Я думаю, что каждому документалисту надо переболеть этой «охотой к перемене мест», прежде чем оценишь материал, который приходит в результате длительного, может быть, временами скучного сидения на одном месте, в общении с одними и теми же людьми.
Конечно, прежде всего, нас волнует вопрос выбора героев.
Множество людей. На ком остановиться? Вечная проблема для документалиста.
Какие-то рамки намечены сценарным планом: это всякий раз одна из ведущих профессий Сахалина — геолог, нефтяник, рыбак, строитель и т. д. А дальше полагаемся на собственную интуицию. Решаем, что мы ведь не делаем географический очерк, и вообще не вправе претендовать на научное исследование. Это фильм-впечатление. Надо только откровенно об этом сказать: вот наш Сахалин, и вот наши герои. Другому человеку встретились бы, вероятно, другие люди. И получился бы другой фильм.
Путешествуя по Сахалину, а потом и по тюменскому Северу и по Ангаре, всюду я искал своих героев. И более того, искал свои ответы на свои вопросы. Я понимаю, что в этом случае складывалась субъективная картина. Кто-то, возможно, решит, что в этом слабость моих репортажей. Но я до сих пор, откровенно говоря, уверен, что имеет смысл путешествовать не столько ради того, чтобы увидеть новые земли, сколько в поисках самого себя. Во всяком случае, такой подход к делу часто приносит нам удачу.
Настроившись на волну романтических встреч с людьми счастливыми, живущими в постоянном борении с трудностями, мы в путешествии по Сахалину легко выходили на личность, на характер.
Строго говоря, мы снимали, конечно, не характеры. Характеры не даются кавалерийскими наскоками. Мы искали и складывали в нашем фильме пока только отдельные, легко уловимые черточки характеров. Мы опирались на типажи.
Для документалиста типаж это та степень характерности, когда судьба героя и его взгляды обрели внешнюю форму, воплощены в рисунке поведения и манере речи.
В таком случае документалисту уже не приходится заниматься долгой и сложной работой — лепкой характера. Достаточно лишь умело зафиксировать на пленке то, что видно окружающим и заметно с первого взгляда.
А как было нам поступать иначе? Мы вели репортаж. Работали по свежему впечатлению. Доверяли и отдавались полностью этому впечатлению.
И сегодня я думаю, что чисто рационально вычислить типаж нельзя. На него надо настроиться. Открытие типажа это результат того нервного напряжения, которое в другом деле именуется вдохновением. Но не будем объяснять нашу работу таким высоким словом.
Как бы то ни было, каждый день во время путешествия я дохожу до белого каления, только бы получить поярче, покрасочнее эту моментальную фотографию окружающего нас мира.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41