Тексты пьес

- Это наш бедный «Рениш». В комнате сыро. Особенно зимой. И печка не помогает. Построили дом из какого-то пустотелого кирпича. Стены плачут. А рояль постоянно расстраивается. Слышите? Дребезжат сразу две ноты. И косточка от клавиши «до» отскочила на днях. Придется снова звать настройщика.
У рояля — моя милая мама. Как я соскучился без тебя!
Узнаете? Этюд Скрябина…
Все это было. Было. Еще до Войны.
Ужасно смешная штука, эта история…
Музыка и Пантомима.
На манер театра восковых фигур.
И немого кино.

У НИКИТСКИХ ВОРОТ

- Гулять надо в своем дворе. А на улице могут  задавить, — говорит Аня. И мы идем на улицу.
Моя мамина бабушка живет у Никицких ворот.
Никаких ворот на самом деле нет.
Есть просто улица. И по ней ходит трамвай — Аннушка.
И Двадцать второй.
Дом бабушки против театра.
А театр называется РЕ-ВО-ЛЮ-ЦИЯ!
И там я живу, в гостях у бабушки.

Обнаружился я в этой жизни, когда мне было лет пять. Да, верно — пять лет.
Помню — стою на углу Никитской. Там — памятник, а здесь — аптека. Остановка у магазина. Но сегодня трамвай по рельсам не ходит.

Первое мая! Праздник!
На аптеке — портрет. Узнаете? — Самый добрый человек на свете. И самый умный. С усами.
Мимо все бегут с выпученными глазами.
Гремит музыка:
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся советская земля…
Я держу Аню за руку. Крепко. Боюсь потеряться.
Демонстрация!
- Какие мы холосенькие! — говорит какая-то тетя и гладит
меня по голове.
На мне бархатный костюмчик, который сшила бабушка из дедушкиного пиджака. И большой бант.
Я стесняюсь. Все на меня смотрят. А тетя протягивает конфету.
На фиг мне нужна ее конфета?!
- Что должен сказать вежливый мальчик? — рассерживается Аня.
И вежливый мальчик говорит:
- Спасибо, тетя.
На бульваре продают уди-уди и мячики на резинке.
Вот такие. Раз — два! Раз — два — три!
Но больше всего мне хочется шарик, который летает.
Вон там стоит дядя на одной ноге, и у него целая куча этих разноцветных шариков.
Красные! Синие! Зеленые!
Я хочу красный. И синий тоже.
Тащу туда Аню — вдруг все шарики кончатся. И нам ничего не достанется.
Вчера бабушка водила меня сюда, в парикмахерскую. Подстригаться на лето.
Я не люблю подстригаться. Потому что волосы потом кусаются.
На кресло положили доску. А на доску я влез сам. Тетя-парикмахер сказала, чтобы я перестал вертеться. А то она мне отстрижет уши.
Тут она взяла машинку и как вцепится!
Я, конечно, заорал.
А бабушка сказала:
- Перестань сейчас же! Ты же мужчина! Возьми себя в
руки.
Я, конечно, мужчина. Но зачем за волосы дергать?! Беру себя в руки. И эта противная тетка оставляет мне вот такую челку на все лето.
Бабушка этот праздник не считает. У нее — Рождество и Пасха. Но сегодня она все равно печет пироги. Потому что к обеду соберется вся семья.
А я люблю всякие праздники.
Кипучая! Могучая!
Никем непобедимая.
Страна моя!
Москва моя!
Ты — самая любимая!
Дома я сказал, что это песня про мою бабусеньку.
- Почему? — спросил дядя Жорж.
- А потому, что наша бабусенька — кипучая, могучая, ни-
кем не победимая и самая любимая.
- Сам додумался? Или Аня научила?
- Да будет вам, — рассердилась Аня. — Как что, сразу Аня
виновата. — И пошла на кухню обижаться.
К Ане придираются, потому что она — неродная дочь.
- Со стола убрать — Аня! Посуду мыть — Аня! Как будто
кроме Ани некому.
У меня одна мама и один папа. Две бабушки и два де-душки. Правда, один дедушка уже давно почему-то прохлаж-дается в Тьмутаракани. И я его живого не помню. Только на этой вот большой фотокарточке.
Очень хороший дедушка! Из его костюмов мне и пере-шивают. А дедушка, может быть, скоро приедет, если его там отпустят. К нему бабушка собирается. Не насовсем. В гости.
У нас большая семья. Тетей и дядей у меня — завались. Но больше всех со мной занимается Аня. Хотя она и неродная бабушкина дочь. Просто, когда у Ани все померли, бабушка взяла ее к себе воспитывать. Тогда она была совсем девочкой. Дядя Сережа говорит, что она и теперь еще девочка. Потому что замуж не вышла. А замуж Аня не вышла, чтобы не бросать бабушку. А теперь и меня.
По вечерам Аня мне читает книжку про тысячу одну ночь. Сказка с картинками.
Дядя Жорж говорит, что сказки — это сплошное вранье. И нечего мне забивать голову. Лучше, если бы Аня меня учила считать до ста.
А я еще не знаю, что лучше. И все равно прошу Аню почитать мне про Синдбада-Морехода.
Мне нравится сплошное вранье.
Я живу или на Никицкой у бабушки. Или в Сокольниках — с мамой и папой. У меня два двора. И два друга. Вовка на Никицкой. И Мишка в Сокольниках. А летом я, вообще, живу в Лосинке, у папиной бабушки и папиного дедушки.
Лето, зима, лето — прошел год.
Зима, лето, зима — еще прошел.
Так и живем.
Чего смеетесь?

СКОЛЬЗКИЙ ВОПРОС
- Эй ты, ивреец! — кричит мне мальчик.
Я не знаю, почему, но страшно обижаюсь и не хочу с этим мальчиком играть. Дома я спрашиваю:
- А что такое иврей?
- Твой папа еврей, твой дедушка еврей…
- Какой дедушка?
- Папин папа.
- А твой папа?
- Мой папа русский, и мама тоже русская — твоя бабушка. У тебя одна бабушка русская, а другая не русская.
- А что значит русская и нерусская?
- Когда вырастешь, все поймешь.
- А иврейцы все плохие или не все?
Мама сердится и не хочет об этом разговаривать.
Мишка мне сказал, что иврейцы пьют нашу кровь.
Я пристаю к дедушке, который у меня иврей:
- Деда, а деда? Ты пьешь кровь?
- Фуй, фуй, — дедушка всегда так говорит, когда сердится, — кто тебя этому научил?
- Бабушка сказала, что тетя Белла пьет ее кровь.
Тетя Белла — сестра моего дедушки. Она старая, как Баба-Яга.
- Твоя бабушка имела в виду совсем не это. Просто она и тетя Белла не находят общий язык.
Но меня не интересует сейчас общий язык. Мне нужно знать, почему иврейцы пьют нашу кровь?
- Не слушай всякие глупости, которые говорят во дворе. Это глупые люди.
- А Мишка сказал, что ты, скорей всего, — ЖИТ ПАРХАТЫЙ.
Дедушка становится такой красный, как помидор:
- Не смей так говорить. Фуй! Фуй! Твоего Мишку надо забрать в милицию.
Я хочу смягчить обстановку:
- А собаки бывают ивреи?
- Какие собаки? — не понимает дедушка.
- Мишка еще говорит, что пудель у соседей — это иврейская собака.
- Ходи сюда, — говорит мне дедушка, — никогда не повторяй, что говорит тебе твой Мишка. Он просто невоспитанный мальчик. Фуй!
Если у меня один дедушка иврей, а другой русский, тогда я — русский или иврей?
Если у меня одна бабушка русская, а другая бабушка иврей, тогда я сам кто — русский или иврей?
Если у меня даже папа иврей, а мама русский — тогда что мне делать?
Папин дедушка говорит, что у нас нет теперь ни русских, ни ивреев. Теперь все равны, как обещал Маркс.
При царе ивреев в Москву не пускали. Было ужасное безобразие. Только купцов первой гильдии. Мой дедушка был купец. Но жил не в Москве, а в Минске. И там делал махорку «Тройка» для всей русской армии. А махорка это такой табак, который приличные люди не курят. Приличные люди курят «Казбек». Моя мама курит «Беломор». Дедушка сейчас совсем не курит. Врачи сказали, что, если он будет курить, умрет прямо на улице.
Дедушка не хочет умирать в такое время, когда всем дали свободу. Как обещал Маркс. И теперь живи где хочешь. Только не делай глупости.
А Дворничиха сказала, что у нас все равно есть ивреи. И нечего им делать в Москве.
Про меня она долго думала и теперь решила, что я, наверно, все-таки русский. Хоть папа и подкачал. Потому что беленький. И у меня голубые глаза, как у мамы. А ивреи все черные. У них на лбу написано — иврей!
У моего дедушки ничего не написано.
У папиной бабушки тоже на лбу не написано. Может быть, они даже не ивреи?
Когда один мальчик бросил в меня камнем, Вовка дал ему хорошенько. А Дворничиха сказала, что нельзя бросать камнями, даже в ивреев. Потому что можно разбить окно.
Нашу соседку в Сокольниках зовут Чилевич. Она сказа-ла, что ивреев не любят, потому что они умные. А бабушка сказала, что эта Чилевич сама не умная и большая нахалка. Она всегда в магазине лезет без очереди.
Папина бабушка тоже говорит, что умный человек никогда не будет показывать, что он умный, а кругом одни дураки.
Когда я это сказал про одного мальчика во дворе — дурак, бабушка на меня накричала. А папин дедушка сказал, что если он на самом деле дурак, то ничего страшного нет. Потому что дурак — не ругательское слово, и говорить надо всегда только правду. Какой бы горькой она ни была.
Дядя Сережа сказал, что я никакой не иврей и никакой не русский. Я наполовину. Настоящий ГИБРИД. Если грушу скрестить с яблоком, получается гибрид. И если пуделя с овчаркой — тоже гибрид.
А папина бабушка сказала, что это скользкий вопрос.
Я пошел во двор и всем сказал, что я никакой не иврей, а гибрид.
На Никицкой все ребята теперь меня так и зовут. А в Сокольниках пока еще никто не знает, что я гибрид.
У бабушки я сплю в креслах. Вот так — берут два кресла и сдвигают на ночь. А между ними ставят козетку. Один раз во сне я ворочался-ворочался и ка-ак — бабах! Кресла разъехались…и я полетел на пол.
Вот такая получилась смехота.
На Никицкой теперь меня кладут за шкап. Там дедушкины книги. Он всю жизнь их собирал, пока жил дома.
Я люблю смотреть Брема. Про животных. Только это тяжелая книга. Бабушка достает из шкапа по одной. Я листаю эти книги, если хорошо вымою руки, с мылом. Больше всего мне нравится про собак. У Брема есть все собаки, с картинками. Только без гибридов.
Я очень хочу собаку.
Но бабушка говорит, что собаку держать негде. Только у дяди Вани есть собака Неро. Но дядя живет в доме из-под консерватории, и там высокие потолки. А дядя сделал себе комнату под потолком, и туда надо забираться по лестнице. Там он и живет со своей собакой. А тетя Тася живет внизу, под лестницей. И Неро меня катает зимой на санках.
Консерватория тут совсем рядом — на Никицкой.
Там научилась мама играть своего Рахманинова.
И совсем не страшно, что я гибрид.
Ведь, правда?
Все-таки лучше, чем иврей!

ИСУС-С-КРЕСТА
Моя мамина бабушка — железная!

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32