Тексты пьес

Самое обидное в том, что все мы были как-то причастны к этой драме, очарованные «демократическими» бреднями нахалов и спекулянтов.
Снявши голову, по волосам не плачут. Опускалась на дно советская Атлантида и вместе с ней скукожилась вся культура. Ликовали только «эстрадники». Для меня и моих «товарищей по оружию» начинался период бродяжничества. Мы искали места приложения нерастраченных сил в разных компаниях, там, где ещё заботились о качестве своего зрителя. Я даже думаю, что последнее десятилетие было весьма плодотворным для меня и нескольких, выживших в этой бойне, коллег. И фильмы случались значительные, и теория телевизионного искусства, несмотря ни на что, двигалась дальше.
Слава Богу, эти «неумехи» стереть с лица земли Россию не успели. И после «бури и натиска» телевидение вроде бы пошло на поправку.

МАЛЫЕ ФОРМЫ.
Программе телевидения необходим разный формат. И многосерийный телефильм, и полнометражный «штучный» продукт и даже фильм в самом коротком метраже.
Грамотная сетка вещания должна учитывать потребность зрительской аудитории. Когда будет создано социально-ответственное телевидение программисты научаться делить сетку на сеансы вещания, где будут своя информация, своё развлекательное и своё образовательное вещание, но обязательно учитывающие адрес аудитории. Только тогда мы перестанем «топить печь ассигнациями» и научимся беречь силы, таланты и время. А документальный фильм, наконец, получит своё признание и перестанет «бомжевать» на обочине.

ЧУЕВСКИЕ СТРАДАНИЯ.  МАРИЯ.
Эти два фильма в моей жизни самые короткие. Каждый из них по тринадцать минут. Сняты они были в телевизионном темпе, всего за неделю. Хотя картины разные по форме и снимались в разных местах.
Фольклором я интересовался давно.
Понимая, что корни национальные всегда прячутся в песнях, танцах стародавних времен, костюмах неведомо как переживших буйные  столетия в бабкиных сундуках. В свое время, отдыхая от «Ярмарки» снял с Александром Летичевским «Звонкую сторону» на Белгородчине.  В общем, за песней и прибауткой ехал в деревню с удовольствием. Между прочим, никому не мешает хоть раз прикоснуться к земле, чтобы понять, где ты живешь, подышать природным воздухом, прежде чем что-либо делать в России.
Не знаю, как другие, но отрыв от земли я всегда ощущал болезненно. Все мои депрессии и одиночество от шума городского. Всякий русский интеллигент должен, по-моему, не отдыхать на «кавказах», или по нынешним временам на «канарах», а пускаться в поход по неухоженной России, чтобы почувствовать себя частицей собственного народа.
И разум прочищает. И душу  шевелит.
Старшему поколению документалистов в этом смысле повезло. Их в деревню ссылали часто. А вот в «демократическом» телевидении в деревню не загонишь. И потому сейчас экранах чаще мелькают чужие города и страны. Нас старательно приобщают к западной цивилизации…
В конце концов, это даже естественно. Мы жили в придуманной стране с выдуманным народом. То есть народ был подлинный, но на его скрывали под маской «советского» человека. Когда удавалось её сбросить, люди становились милыми и добрыми. Но это удавалось не всегда, и плакатные одеревеневшие физиономии тогда чаще маячили на экране.
Чтобы изменить обличие, может быть, и надо оголиться до непристойности.

И вот снова белгородская деревня. Чуево. Снимаем «Чуевские страдания».
Деревня как деревня, а в ней одни  женщины. Мужиков побила война, а кого обошла судьба, спились или подались в город.
Но живёт народ не горюя. Собираются то в одной избе, то в другой и поют на свой лад неведомый миру местный фольклор. Да так душевно и пронзительно, что слушали их часами и никак не могли выбрать. И что особенно замечательно, у каждой женщины была своя судьба, свой характер. И своя любимая песня.
Структура фильма нашлась быстро. Посиделки с песнями и короткие рассказы личных историй. Но в кульминации картины сюжет ломался. И зритель вдруг видел сельское кладбище с поблекшими фотографиями фронтовиков с одной фамилией — Чуев, Чуев, Чуев… И близкие даты гибели.
И тогда вспоминаешь Курскую дугу, самую жестокую битву Отечественной войны и тогда начинаешь понимать трагедию этих милых, доверчивых женщин. В кульминации — рассказ бабы Фроси. Как вышла она замуж за раскулаченного обиженного мужика, как родила от него двух ребятишек, потом проводила мужа на фронт и ждёт до сих пор от него весточки.
Снимали в теснющей комнатке с одним столом. Потом все удивлялись, как удалось записать целый деревенский хор синхронно, и при этом женщины были естественны и свободны.
А секрет был в том, что мы их полюбили, а люди нам поверили. И ни свет, ни микрофоны и ни громоздкая камера никому не мешали. Репетиций не было, не было и дублей. Жизнь шла своим чередом.
Для другой картины — «Мария» мы нашли иную форму.
История Марии Хорохординой особенна хотя бы тем, что ей при жизни был поставлен памятник. Может и не ей лично, но скульптор делал этот монумент, единственный в мире, с натуры, взяв за пример образ Марии. Памятник солдатской вдове. Она рано вышла замуж, родила детей, но в войну овдовела. Пришлось выкормить и поставить семью на ноги самой и ждёт возвращения мужа с фронта до сих пор. Чтобы как-то успокоить сердце, неграмотная крестьянка стала сочинять бесхитростные стихи о своей нелёгкой доли.
Вера, Надежда и Любовь вдохнули в эту хрупкую Женщину невероятную силу, и она победила голод, холод и злейшего врага. Чудо своё Мария свершила, веруя в Бога, в Россию, без орденов и медалей.
А бронзовый памятник стоит теперь посреди белгородского поля, окруженный морем подсолнухов, склонивших свои головы перед отчаянной судьбой русской женщины.

-Счастлива я была, может года два за всю свою жизнь, пока с мужем жила, — говорит она в фильме. И при этом как-то застенчиво, ласково улыбается…
Если первую картину «Чуевские страдания» я снимал по существу репортажно, то здесь требовалась условная форма масштаба «греческой трагедии».
Но доступна ли такая «театрализация» на документальном бытовом материале. Это надо было решать на ходу. И я решился.
В сюжете фильма участвовал хор. Все были одеты в блестящие белгородские костюмы, самотканые панёвы, расшитые рубахи и кокошники.
Хор стал параллельной линией в картине. Одна песня звучала у Памятника, другая исполнялась рядом с хибаркой Марии, то влетала над чистым полем, то опускалась к берегу золотистой речки. При этом смысл песен и характер звучания ассоциативно были связаны с историей Марии.
А Мария, одетая по-домашнему вела свой негромкий рассказ.
В кадре эти две линии действия нигде не встречались. И песня и рассказ были в прямом контрапункте. Бесхитростный рассказ женщины составлял фабулу картины, а в песнях хора звучала её душа.
Одним такое соединение показалось глубоким и неожиданным в картине, другие сочли форму надуманной и неестественной. Не знаю. Не могу судить. Но иначе эту историю, я уже не вижу.
У каждого народа есть своя нравственная опора.
Для французов это Орлеанская дева — Жанна Д-Арк.
Для русского человека — Мария Хорохордина. Вот такой масштаб я и выбрал для фильма.
В заключении Мария говорит странные слова:
По писанию, Россия должна исчезнуть.
Если так велит Бог! Но может ли такое случиться?
Это уж, как народ решит. Ведь мы должны беречь её, охранять, как родную мать…

И сказала Мария эти слова без пафоса, искренно и просто, а хор подхватил их молитвой…
По бесконечной дороге медленно идёт Мария. И кажется, от земли к небу  возносится её просьба за всех нас грешных…
…И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим.

Меня молиться научила моя бабушка. Начиная каждую новую картину, я стараюсь собраться с духом, а однажды, я даже написал Молитву для себя:

Господи, Господи! Помоги мне!
Возьми силы мои и дай волю Твою.
Пусть исполню я долги свои.
Все, что во мне, от рода моего.
И все, что в детях моих — от рода моего.
И все, что в детях моих детей — от рода моего.
Долг отца моего — мой долг.
Долг матери моей — мой долг.
И поле брата моего — мое поле.
И река сестры моей — моя река.
А брат брата моего — мой брат.
А сестра брата моего — моя сестра.
И брат сестры брата моего — мой брат.
Долги рода моего — на мне.
Все, что мучается на свете — мука моя.
Все, что светится на земле — радость моя .
А что падает с неба, падёт на меня.
Я хозяин в доме своем.
Я есмъ, Господи, потому что Ты во мне.
Я есмъ, Господи, потому что я в Тебе.

МОЛИТВА
(сценарная запись по фильму)

На краю дачной выгородки прячется в зелени высокий кряжистый дом. И живут в нём, по словам соседей, какие-то странные люди. Геккеры. Немцы.
Лето в разгаре. Самый длинный день в году — 22 июня начинался обычно. Вот удивительное совпадение — день начала войны. Хотя мы знали заранее, что к вечеру ожидается праздник.
Ровно семьдесят лет назад сюда переехала семья Юлия Геккера. Имя это сейчас ни кому, ни о чём не говорит. Хотя в своё время поступок Геккера наделал много шума. Юлий родился в Петербурге, потом участвовал в первой русской революции 1905 года и вынужден был бежать от преследования царской охранки в Америку. Там он блестяще окончил философский факультет Колумбийского университета, удачно женился и родил 5 дочерей. И вдруг из благополучной Америки вернулся в голодную Россию. Случилось это уже после Октябрьской революции, в 1922 году. Зачем?
Молодой философ приехал строить самое справедливое общество. Как искренне верующий человек, он решил соединить учение Христа с проповедью Ленина.
Сначала они жили в Москве, а потом Юлию Геккеру удалось купить и перевезти из Вологды дом. Ставил его он долго, чуть ли не десять лет, потому что в стране не было гвоздей.
Марселла, старшая дочь рассказывает:
Когда в дом приезжают иностранные гости, они считают, что это настоящий русский дом.
Она продолжает:
…я молчу, потому что если бы это был русский дом, то обязательно должны были быть сени. А когда приезжают русские гости, говорят, ну, это прямо как у Диккенса. Вот эта лестница, вот этот верх…

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32