Тустеп на фоне чемоданов
ГЕРМАН. Это зависит от того, какие у тебя еще есть безалкогольные напитки.
КРИСТИНА (заглядывает в холодильник). Крем-сода и… крем-сода.
ГЕРМАН. Годится. (Кристина наливает ему в чистый стакан.) А теперь скажи честно, найдется ли на свете более покладистый мужчина?
КРИСТИНА. Ура! Шипит, как блин на раскаленной сковородке. По такому случаю я даже выпью Diet Coke.
ГЕРМАН. Помянем Айзека Мильмана.
КРИСТИНА. И Мириам Льюис.
Они чокаются, пьют. Кристина продолжает упаковывать книги.
ГЕРМАН. Вчера в ресторане, когда вспоминали достоинства Айзека, какое из них назвала ты?
КРИСТИНА. Я сказала, что он был нежным и внимательным.
ГЕРМАН. Я бы назвал другое.
КРИСТИНА. Какое?
ГЕРМАН. Теплоту. Шубы, которые он продавал, не шли ни в какое сравнение с его теплотой. (Кристина зарывается в книги, чтобы скрыть свои чувства. Он стоит у нее за спиной.) Похоже, что ты переезжаешь во Флориду.
КРИСТИНА. Похоже, что так.
ГЕРМАН. Когда придут рабочие?
КРИСТИНА. Рабочие давно здесь.
ГЕРМАН. Здесь?
КРИСТИНА. Ты хочешь, чтобы я их тебе представила?
ГЕРМАН. Не надо. Ты платишь им, чтобы они работали, а не вели светские беседы. (Пауза.) Значит, они все увозят завтра, а ты улетаешь в субботу?
КРИСТИНА. Они все увозят завтра, и завтра же я улетаю. В 5.15 из аэропорта Кеннеди.
ГЕРМАН. Как завтра? Ты мне говорила, в воскресенье.
КРИСТИНА. Я тебе этого не говорила.
ГЕРМАН (смотрит, как она укладывается). Кристина, объясни мне одну вещь. Как ты собираешься разместить всю эту мебель в чужой квартире?
КРИСТИНА. Никак. Я сдаю ее на хранение, а с собой беру только самое ценное.
ГЕРМАН. Неужели тебе не жаль расставаться со всем этим?
КРИСТИНА. У Беверли отличная мебель и ковры. У нее был первоклассный декоратор – я.
ГЕРМАН. Если мне не изменяет память, ковры ты покупала у меня.
КРИСТИНА. Двенадцать процентов комиссионных.
ГЕРМАН. Одиннадцать. (Пьет.) Надо полагать, Беверли уже нашла тебе новых клиентов.
КРИСТИНА. Старается.
ГЕРМАН. Если она двинет в бой свои сто килограммов, ни один враг не устоит.
КРИСТИНА. Какие сто? Максимум восемьдесят.
ГЕРМАН. Я добавил макияж и бижутерию.
КРИСТИНА. Ты к ней несправедлив. Даже если она немного перебарщивает, я не знаю другого человека, с кем было бы так интересно. О присутствующих я не говорю.
ГЕРМАН. К тому же она абсолютный чемпион мира по словесному марафону. Когда ее Арнольд благоразумно ушел из жизни, она только через пять дней заметила, что он ее не слушает.
КРИСТИНА (у нее в руках альбом). Узнаешь, откуда это?
ГЕРМАН. Нет. Откуда?
КРИСТИНА. Лувр. Мириам купила мне этот альбом, когда мы последний раз путешествовали вчетвером. (Садится рядом, ностальгически листает страницы.) Париж!
ГЕРМАН. Сначала был Рим. В Ватикане мы битый час проторчали на автостоянке, а папа все не появлялся.
КРИСТИНА. Это была не автостоянка, а площадь Святого Петра. Тысячи людей, застывшие в радостном ожидании.
ГЕРМАН. Ты-то была там, как рыба в воде, а мы трое больше напоминали тефтельки из мацы.
КРИСТИНА. Наконец папа вышел на балкон и сделал вот так. (Вытянув руки, «благословляет толпу» на три стороны.) Мириам спросила меня: «Что это значит?», но прежде чем я успела ответить, ты сказал (сопровождая папским жестом): «Пусть эти трое евреев уберутся с моей земли». (Со вздохом закрывает альбом и возвращается к прозе жизни – складыванию книг.)
ГЕРМАН (подходит сзади). Предположим, ты найдешь во Флориде клиентов. А как насчет партнеров? Все твои партнеры здесь, в Нью-Йорке.
КРИСТИНА. Со временем обзаведусь новыми.
ГЕРМАН. Ковровщиками тоже?
КРИСТИНА. Нет. Ковры я по-прежнему буду заказывать у тебя, обещаю.
ГЕРМАН. Ну что ж. Тогда задай себе один простой вопрос: «Как долго я протяну без детей и внуков?»
КРИСТИНА. Герман, можно я тебя тоже о чем-то спрошу?
ГЕРМАН. Если ты хочешь узнать, останусь ли я на обед, то ответ положительный.
КРИСТИНА. Тебе не кажется, что ты мог бы поддержать мое решение о переезде, вместо того чтобы отравлять мне последние часы?
ГЕРМАН. Я рад, что ты задала этот вопрос. Ответ на него как раз и связан с моим визитом. (Он лезет во внутренний карман пиджака и, ненароком опрокинув подушку, обнаруживает под ней образчики ковров.) Что это?
КРИСТИНА. Салфетки для коктейля.
ГЕРМАН. По-моему, это образчики ковров. Ну да, что же еще. (Читает ярлычки.) Уважаемая фирма “Готэм карпетс”.
КРИСТИНА. Ты пытаешься усугубить мою вину?
ГЕРМАН. Я? (Вскакивает с легкостью боксера, рвущегося в бой.) Кристина, мы живем в свободной стране. Ты выбрала не того, с кем прошла вся твоя жизнь, не друга семьи, а случайного человека. Было бы из-за чего испытывать чувство вины.
КРИСТИНА. Я и не испытываю.
ГЕРМАН (размахивая образчиками). Тогда почему ты их от меня спрятала?
КРИСТИНА. Боялась разбередить твою ранимую душу.
ГЕРМАН. Разбередить? Вот этим? (Брезгливо отшвырнул образчики.) Они не вызывают у меня ничего, кроме смеха. Особенно вон тот, персикового цвета.
КРИСТИНА. Это Беверли, я тут ни при чем. (Прикусила язык, но слишком поздно.)
ГЕРМАН. Беверли Зигель? Ты покупаешь ковры в квартиру, где ты собираешься жить?
КРИСТИНА (жалкий лепет). Только в спальню.
ГЕРМАН. Значит, когда ты говорила, что будешь покупать ковры только у меня…
КРИСТИНА. Это была беспардонная ложь. Как и в случае, когда я подсунула тебе Coke вместо Pepsi. А чтобы обмануть твои вкусовые сосочки, я подмешала мышьяк. (Выпивает остатки колы.) Прощай, Герман. После всего этого смерть – единственный для меня выход. (Пустой стакан упал из рук, голова заваливается набок, перед нами «хладный труп».)
ГЕРМАН. Кристина…
КРИСТИНА. Поздно. Я уже «там». (Вздернула руку к небу.) Привет, Айзек. Привет, Мириам. (Рука безжизненно упала.)
ГЕРМАН. Кристина? (Никакой реакции.) Кристина, ты выйдешь за меня замуж?
КРИСТИНА (открывает глаза, оставаясь при этом неподвижной). Что ты сказал?
ГЕРМАН. Ты выйдешь за меня замуж?
КРИСТИНА (принимает нормальную позу). Ты, оказывается, умеешь воскрешать из мертвых. Поздравляю.
ГЕРМАН. Я хотел подвести к этому более плавно, но все как-то не получалось. Так ты выйдешь за меня замуж?
КРИСТИНА (не верит своим ушам). Выйду ли я… выйду ли я за тебя замуж?
ГЕРМАН. Ты правильно повторила мой вопрос.
КРИСТИНА. Ну всё, Герман, хватит. Ты шутишь. Ты ведь шутишь, правда?
ГЕРМАН. Хорошенькая шутка. Приехать сюда в такую метель, рискуя не поймать потом такси.
КРИСТИНА. Отец Небесный, это не шутка!
ГЕРМАН. Это был бы логичный шаг для нас обоих.
КРИСТИНА. Почему?
ГЕРМАН (достал из внутреннего кармана сложенный листок, надел очки). Пункт первый…
КРИСТИНА. Ты расписал все по пунктам?
ГЕРМАН. А как же. Четыре причины, по которым нам следует пожениться.
КРИСТИНА. Когда ты это написал?
ГЕРМАН. Вчера ночью, после битвы с бухгалтером. Но я обдумывал это предложение последние три месяца.
КРИСТИНА. Почему же ты мне раньше ничего не сказал? У тебя были отличные возможности. Мы виделись в ноябре и в январе.
ГЕРМАН. До поры до времени я держался в тени. Я должен был убедиться, что моя логика безупречна. Теперь я уверен на сто процентов, и вот почему. (Снова обращается к шпаргалке.) Пункт первый…
КРИСТИНА. Герман, не надо! Пожалуйста. Я польщена, но… я не могу выйти за тебя замуж. Это не только не логично, это безумие.
ГЕРМАН. По крайней мере выслушай меня без предубеждения.
КРИСТИНА. Но я все равно скажу «нет».
ГЕРМАН. Тогда выслушай меня с предубеждением. (Она вздыхает, смиряясь с неизбежным. Он методично излагает пункт за пунктом, словно это обыкновенная сделка.) Пункт первый, экономический фактор. Вдвоем жизнь обходится дешевле. Если ты переедешь ко мне, я не буду брать с тебя квартплату. Кроме того, у нас будет один счет за телефон, газ и электричество. Мы также сэкономим на мелочах вроде кукурузных хлопьев и зубной пасты, так как будем покупать их в «семейной» расфасовке.
КРИСТИНА. Могу я по ходу задавать вопросы или делать замечания?
ГЕРМАН. Разумеется.
КРИСТИНА. Иногда пункт первый звучит так: «Я от тебя без ума».
ГЕРМАН. У меня это отражено… (сверился с листком) в третьем пункте. А также в четвертом.
КРИСТИНА. Когда Айзек делал мне предложение, любовь шла под №1. Интересно, на каком месте она стояла у тебя, когда ты делал предложение Мириам.
ГЕРМАН. Не помню.
КРИСТИНА. Наверняка на первом.
ГЕРМАН. Очень может быть. Но когда я делал предложение Мириам, у меня не было ни гроша за душой, поэтому экономический фактор оказался в самом конце.
КРИСТИНА (желая поскорее со всем этим покончить). Что там у нас дальше?
ГЕРМАН. Пункт второй, возрастной фактор. Суть его сводится к тому, что мы с тобой, увы, не желторотые цыплята. Мне шестьдесят пять, тебе шестьдесят три…
КРИСТИНА (возмущенно). Сколько?
ГЕРМАН. Нет? А сколько же?
КРИСТИНА. Шестьдесят один! Кто тебе сказал, что мне шестьдесят три?
ГЕРМАН. Никто. Просто я считал, что вы с Мириам одногодки, а ей было бы шесть-десят три.
КРИСТИНА. Мы не с ней не одногодки. Я моложе.
ГЕРМАН (его лицо выражает сомнение). Допустим. (Обращается к шпаргалке.) По-сле шестидесяти трех…
КРИСТИНА (перебивает). Шестидесяти одного!
ГЕРМАН. Извини. У меня написано «шестьдесят три».
КРИСТИНА. Так исправь.
ГЕРМАН (мысленно исправляет). После шестидесяти одного никто не знает, сколько ему еще осталось. В наших общих интересах держаться друг за друга.
КРИСТИНА. Пункт третий?
ГЕРМАН. Пункт третий, фактор привыкания. Мы знакомы больше тридцати лет. Мы не из тех молодоженов, которым нужны месяцы и годы, чтобы… (конец предложения на обороте страницы) притереться. Пункт четвертый…
КРИСТИНА. Стоп! А где «любовь», которую ты мне обещал в третьем пункте?
ГЕРМАН. Вот. Я сделал для себя примечание. (Читает.) Когда двое долго испытывают друг к другу теплые чувства, они могут перерасти в любовь. (Глядя на Кристину.) Из-за твоей враждебности я решил это опустить.
КРИСТИНА (подходит к нему). Герман, я испытываю к тебе самые теплые чувства, но от этого еще очень далеко до… до…
ГЕРМАН. До постели?
КРИСТИНА. Да. Если уж быть до конца откровенной… (села на диван, провела по стакану кончиками пальцев) я выпила из твоего стакана не без некоторой брезгливости.