Тустеп на фоне чемоданов
КРИСТИНА. Не надо было отдавать заказ на откуп официанту. Он наверняка выбрал самые дорогие блюда.
ГЕРМАН. Я это сделал только потому, что ты меня все время подгоняла.
КРИСТИНА. Герман, я чувствую, мы опять поссоримся. Время позднее. Если ты хочешь что-то выпить на скорую руку, так и скажи.
ГЕРМАН. Шерри. В “Смысле жизни” за одну рюмку заломили бы не меньше червонца.
КРИСТИНА (идет к бару). Позволь мне оплатить половину счета.
ГЕРМАН. Ты тут ни при чем. Винить нужно того, кто порекомендовал мне это «восьмое чудо света».
КРИСТИНА. И кто же это был?
ГЕРМАН. Мой бухгалтер. Если он там регулярно обедает, нас ждет финансовый крах в самое ближайшее время.
КРИСТИНА. Какое шерри ты предпочитаешь? Сладкое или сухое?
ГЕРМАН. Не имеет значения.
КРИСТИНА. Тогда я налью тебе сухого. Тут немного осталось – одной бутылкой в багаже будет меньше. (Выливает в бокал остатки.) Нет, это ужасно. Если бы я знала, что там так дорого…
ГЕРМАН. Если бы ты знала, я уверен, ты не заказала бы на десерт свежую малину. В феврале. (Она несет ему напиток.) Еще не поздно попросить сладкое шерри?
КРИСТИНА. Почему же ты сразу… (Решила не развивать эту тему.) Нет, не поздно. Я выпью сухое. (Возвращается к бару, наливает ему сладкое шерри.)
ГЕРМАН. Ты слушала прогноз погоды на завтра?
КРИСТИНА. Когда? Мне еще складывать чемодан и косметичку.
ГЕРМАН. Жуткая метель. В аэропорту Кеннеди – тоже.
КРИСТИНА (приносит напитки). Меня это мало волнует.
ГЕРМАН. Да?
КРИСТИНА. Я не боюсь летать в метель. Я боюсь летать в самолете. (Садится рядом.) За свободу?
ГЕРМАН. За нас.
КРИСТИНА. В каком смысле?
ГЕРМАН. Чтобы мы скорее увиделись.
КРИСТИНА. Я прилечу в апреле. У Билли бар-мицва.
ГЕРМАН. У какого Билли?
КРИСТИНА. Моего внука. Для которого я у тебя покупала ворсистый ковер.
ГЕРМАН. Ах, этого. Значит, еще два с лишним месяца. Не знаю, как я выдержу.
КРИСТИНА. Ты выдержал в ноябре. И в январе. Выдержишь и сейчас.
ГЕРМАН. Кристина, это моя мнительность или ты обвиняешь меня в том, что я от тебя отдалился?
КРИСТИНА. Я просто хочу сказать: если бы ты умер, а Айзек и Мириам были живы, он навещал бы твою вдову раз в неделю как минимум.
ГЕРМАН. Кристина, ты уверена, что ты не еврейка? (Пауза.) Ты забываешь, что Айзек был меховщиком. У меховщика полно свободного времени.
КРИСТИНА. Жаль, Айзек не знал об этом. Он бы так не торопился на тот свет.
ГЕРМАН (потягивает напиток). Хорошее шерри. Умеренно сладкое. Как хозяйка.
КРИСТИНА. Я не уверена, что это комплимент, но на всякий случай спасибо.
ГЕРМАН. Сладкая женщина – это волк в овечьей шкуре. Я люблю острые блюда, а в тебе перца хоть отбавляй. (Пересаживается к ней поближе.)
КРИСТИНА. Герман, ты никак собираешься ко мне приставать?
ГЕРМАН. А как ты к этому отнесешься?
КРИСТИНА. Я скажу Большому Биллу, чтобы он умерил свою прыть. (Отсаживается на другой конец дивана. Неловкая пауза.)
ГЕРМАН. Наш ужин обошелся мне в сто семьдесят восемь долларов.
КРИСТИНА. Ты шутишь.
ГЕРМАН. Сто двадцать еда, плюс налог, плюс сорок пять долларов чаевых.
КРИСТИНА. Не может быть.
ГЕРМАН. Бутылка вина – 29… закупали по 11. Два салата «мэзон» – 18. Два ромштекса из баранины – 55. Два кофе – 6. И венец ужина… свежая малина в феврале… одна порция… 12 долларов.
КРИСТИНА. Герман, позволь мне оплатить половину. Ну, пожалуйста.
ГЕРМАН. Нет.
КРИСТИНА. По крайней мере, малину.
ГЕРМАН. Нет. (Отпил шерри.) Чаевые: 30 официанту, 5 гардеробщице и 10 метрдотелю, который вырос, словно из-под земли, когда ты приканчивала свою малину, чтобы поинтересоваться, всем ли мы довольны. Если бы я сказал «нет», он вскрыл бы себе вены.
КРИСТИНА. Зачем ты ему столько дал?
ГЕРМАН. Если бы я дал меньше, он порезал бы не себя, а твое норковое манто. (Осу-шает бокал.)
КРИСТИНА. Еще шерри?
ГЕРМАН. Это зависит от того, ухожу я или остаюсь.
КРИСТИНА. Я предлагаю компромисс. Еще полбокала, и ты уходишь. (Протягивает руку за бокалом, но он его не отдает.)
ГЕРМАН. Не надо церемоний. Если вечер не удался, так и скажи, и я уйду.
КРИСТИНА. Вечер удался. (Берет его бокал и наполняет точнехонько до половины.)
ГЕРМАН. Приятно слышать. Мне трудно соперничать с твоими поклонниками. Ты должна разбивать сердца, как гонщики свои машины.
КРИСТИНА. Грубая лесть. У меня поклонников – раз, два и обчелся, и к «сливкам» их никак не отнесешь. Под «сливками» я подразумеваю тех, кто выходит из дома без разрешения врача. Но они охотятся на девочек, которые им во внучки годятся. (Остановилась перед ним с бокалом.) Интересно, что они их находят, и хоть бы кто-нибудь глазом моргнул. (Он тянется за бокалом, она этого не замечает.) Но если женщина за шестьдесят встречается с сорокалетним, даже пятидесятилетним мужчиной, все в шоке. Сразу начинаются разговоры, что он у нее на содержании, и о ней говорят не иначе как о старой, выжившей из ума сексуальной маньячке. (Наконец заметив его телодвижения, отдает ему бокал и садится рядом.)
ГЕРМАН. Читая между строк, я делаю вывод, что «твой мужчина» смог бы удержать тебя в Нью-Йорке.
КРИСТИНА. «Мой мужчина» умер год назад, и никакой другой его не заменит.
ГЕРМАН. Это философия обреченной, ты не находишь?
КРИСТИНА. В твоей жизни много свиданий?
ГЕРМАН. Включая секс?
КРИСТИНА. Я снимаю свой вопрос.
ГЕРМАН. Почему? Разве секс – это то, что надо прятать, как образчики ковров?
КРИСТИНА. Между «прятать» и «хвастаться» огромная разница.
ГЕРМАН. Хвастаться? Кто хвастается?
КРИСТИНА. Ты всячески даешь мне понять, что, несмотря на почтенный возраст, ты еще ого-го.
ГЕРМАН. Когда я хвастаюсь, я говорю, что я еще иго-го.
КРИСТИНА. В общем, ты еще бьешь копытом, а я, считай, списанная в тираж кобылка.
ГЕРМАН. Списанная в тираж? Ты хочешь сказать, что секс тебя не интересует?
КРИСТИНА. Давай допьем спокойно? (В молчании потягивают шерри.)
ГЕРМАН. Похоже, ты переезжаешь во Флориду.
КРИСТИНА. Слава богу, вспомнил.
ГЕРМАН. И я не могу повлиять на твое решение?
КРИСТИНА. Абсолютно.
ГЕРМАН (подвигается к ней). Какими духами ты пользуешься?
КРИСТИНА. А что?
ГЕРМАН. Меня от них в жар бросает
КРИСТИНА. Это опоясывающий лишай. (Пересев в кресло, решает перевести разговор в безопасное русло.) Как поживает твой сын?
ГЕРМАН. Стивен?
КРИСТИНА. У тебя есть еще один?
ГЕРМАН. У него все хорошо. (Делает глоток.)
КРИСТИНА. Сколько осталось?
ГЕРМАН (проверяет). Половина половинки. Поскольку до апреля это мои последние глотки наедине с тобой, я собираюсь смаковать их долго.
КРИСТИНА. Ты с ним часто разговариваешь?
ГЕРМАН. С кем?
КРИСТИНА. Со Стивеном.
ГЕРМАН. Если округлить, то раз в месяц.
КРИСТИНА. Раз в месяц, со своим единственным ребенком? Для любящих отца и сына не слишком часто.
ГЕРМАН. Я живу на восточном побережье, он на западном. Наша любовь простирается через всю Америку.
КРИСТИНА. Когда вы последний раз виделись? (Не получив ответа.) Три года назад, на похоронах Мириам?
ГЕРМАН. Если знаешь, зачем спрашиваешь?
КРИСТИНА. Чтобы ты оторвал от дивана свой зад, сел в самолет и порадовался жизни вместе с любимым сыном и внуками.
ГЕРМАН. В августе в Лос-Анджелесе намечается слет ковровщиков, и я планирую там быть.
КРИСТИНА. Ты не планируй – ты поезжай. Не ради себя, ради Джоша и Дженни. Пока они еще не забыли, какой у них замечательный дедушка.
ГЕРМАН. Не такой уж замечательный, раз от его предложения можно так легко отмахнуться. (Делает глоток.)
КРИСТИНА. Сколько осталось?
ГЕРМАН (проверяет). Половина четвертушки. Если ты думаешь, что моя голова на расстоянии кружится меньше, то ты сильно ошибаешься.
КРИСТИНА (встает с кресла). Похоже, я переезжаю во Флориду. Осталось только собраться.
ГЕРМАН. Пусть кто-нибудь попробует обвинить меня в том, что я не понимаю намеков. (Допивает, встает.) Спокойной ночи и прощай. (Берет ее руки в свои.)
КРИСТИНА. Я тебе буду позванивать. (Пытается высвободиться.)
ГЕРМАН. Кристина, не уезжай!
КРИСТИНА (вырвалась). Герман, не надо.
ГЕРМАН (став на колено и протянув к ней руки). Выходи за меня! Видишь, я упал перед тобой на колени!
КРИСТИНА. На одно колено. (Он становится на оба.) Я обожаю этот фильм.
ГЕРМАН. Какой еще фильм?
КРИСТИНА. «Мулен Руж». О жизни Тулуз-Лотрека.
ГЕРМАН (встает с колен). Миссис Мильман, спасибо вам за прекрасный вечер, и отдельное спасибо за страдания, оцененные в сто восемьдесят долларов. (Уходит.)
КРИСТИНА (догоняет его, берет за локоть). Герман! Извини. Я не должна была этого говорить.
ГЕРМАН. Поздно. Унижениям тоже есть предел.
КРИСТИНА. Ну, прости. Я исправлюсь.
ГЕРМАН (заинтересованно). Интересно, как?
КРИСТИНА. Ты можешь выпить все мое шерри. (Усадив его на диван, идет к бару и наполняет его бокал.) Прости, я не знала, как мне из этого выпутаться. Пойми, я не могу вот так, с бухты-барахты, выскочить замуж. Это инстинкт самосохранения. (Подходит к нему.) Мы с Айзеком три года встречались, прежде чем пожениться. (Отдает бокал и садится рядом.)
ГЕРМАН. Я не такой терпеливый. Мы с Мириам ждали мучительных два месяца.
КРИСТИНА. Мучительных для тебя или для нее?
ГЕРМАН. Для нас обоих. Она тебе говорила? Что она была девственницей?
КРИСТИНА. Да. В то время это было в порядке вещей.
ГЕРМАН (потягивая шерри). Ты до замужества тоже была девственницей?
КРИСТИНА. А что тебе говорил Айзек на эту тему?
ГЕРМАН. Ничего. Он всегда уходил от ответа.
КРИСТИНА. Вот как. (Прощупывает почву.) А Мириам?
ГЕРМАН. Молчала, как партизан.
КРИСТИНА. Я тоже до замужества была девственницей.
ГЕРМАН. Притом что вы с Айзеком три года встречались?
КРИСТИНА. По-твоему, я лгу? Докажи.
ГЕРМАН (не находя доказательств). Слушай, зачем ворошить прошлое? (Поставил бокал.) Мой девиз: «Лови мгновение». (Неожиданно целует Кристину в губы.)
КРИСТИНА (отшатнулась, дает ему по руке). Герман, как ты смеешь! (Вскочив на ноги, быстрым шагом направляется к выходу.)
ГЕРМАН (тоже встает). Кристина, ты куда? Это же твоя квартира.
КРИСТИНА (из прихожей, роясь в сумочке). Я плачу за свой ужин!
ГЕРМАН (идет к ней). Ну, прости. Я погорячился.
КРИСТИНА (достала чековую книжку, выписывает чек). Половина от ста восьмидесяти – девяносто.