Тустеп на фоне чемоданов
ГЕРМАН. Кристина. Я приношу свои глубочайшие извинения.
КРИСТИНА. Да! Ты от десерта отказался, а моя малина стоила двенадцать. Значит, я тебе должна… сто два доллара.
ГЕРМАН. Я принял твои извинения, почему ты не принимаешь мои?
КРИСТИНА (протягивает ему чек). Вот, держи.
ГЕРМАН. Нет. (Отступает, она наступает.) Кристина, ты мне уже дала по рукам, не наказывай меня еще раз. Если бы мы были там, а они здесь, неужели Мириам из-за одного поцелуя устроила бы Айзеку такой хипеш? После бутылки вина и двух бокалов шерри!
КРИСТИНА. Стоит тебя припереть к стенке, как ты сразу вспоминаешь про тот свет. Очень удобно.
ГЕРМАН. Я не атеист, просто иногда накатывают сомнения.
КРИСТИНА. По-моему, на тебя что-то другое накатывает.
ГЕРМАН. Я знаю. Это хроническая болезнь. Но с твоей помощью я с ней как-нибудь справлюсь. (Выхватил чек.) К тому же ты неправильно считаешь. Надо вычесть двенадцать, разделить на два и снова добавить двенадцать. (Порвав чек, возвращается на диван.) Интересно, когда Айзек тебя первый раз поцеловал? Так, для сравнения.
КРИСТИНА (надеясь его пристыдить). Первый раз Айзек поцеловал меня во время седьмого свидания.
ГЕРМАН. Что это он так? А еще говорят, торговцы смелый народ.
КРИСТИНА. Он был меховщик. Вероятно, ты спутал его с ковровщиком.
ГЕРМАН. И где же состоялся этот исторический поцелуй?
КРИСТИНА (садится в кресло, ностальгически). В ночном клубе “Лу Уотерс Лэтин Квотер”. Странно, что он его выбрал. Там играли румбу, самбу, мамбу… а Айзек не знал ничего, кроме фокстрота, и тот с грехом пополам. Но я помню, как будто это было вчера… он подошел ко мне и спросил: «Ну что, мисс, покажем им, где раки зимуют?» И мы показали! Один ритм сменял другой, а он все ходил за мной по паркету, как пахарь за плугом, и объяснял, что музыка у них не та, и на площадке тесновато… Но он старался! Весь вечер и еще тридцать восемь лет. Не скажу, что он сильно преуспел, но это неважно. В тот вечер, в ночном клубе «Лу Уотерс Лэтин Квотер», я встретила мужчину, с которым можно было смело пуститься в плавание длиною в жизнь.
ГЕРМАН. Мириам поцеловала меня после второго свидания. Так она отблагодарила меня за концерт в Карнеги Холл, в котором, я засек, соло на флейте звучало девятнадцать часов.
КРИСТИНА. Я слышала про ваше первое свидание. На Кони-Айленд. Когда она отказалась прокатиться с тобой на аттракционе «Тоннель Любви».
ГЕРМАН. Наше второе свидание явило перед ней мужчину изысканного вкуса. Нет, обмануть ее мне не удалось, зато я ей дал отличный повод обрушить на мою голову все мыслимое и немыслимое зло: оперы, балеты, музеи, выставки, лекции по искусству, европейское кино, где все происходит в полной темноте, и танцоров из Тасмании, от которых потом неделю ходишь как пьяный. В своем приобщении к искусству моя жена не щадила себя, и меня тоже. Назови любое культурное событие в Нью-Йорке за последние тридцать лет… я был его участником.
КРИСТИНА. Герман, скажи откровенно. У тебя есть приятные воспоминания, связанные с Мириам?
ГЕРМАН. Есть. Но мне больно о них думать. (Она встает. Он испуганно показывает ей свой бокал.) Еще не выпил.
КРИСТИНА (подходит к стереосистеме). Я тебя не выгоняю. Просто хочу поставить мелодию, которую я слушала перед нашим выходом в ресторан. (Читает название компакт-диска.) «Тустеп и всякое “старье”». Ну что?
ГЕРМАН. То, что доктор прописал. (Допивает.)
КРИСТИНА (включила, звучит музыка). Назовите мелодию.
ГЕРМАН. «Сентиментальное путешествие». (Она садится. Сначала они просто слу-шают, потом он начинает петь.) «Пробило семь часов, и поезд нас унес…»
КРИСТИНА (подпевает). «О, этот тесный рай и мерный стук колес…»
ГЕРМАН. «Я еду налегке…»
КРИСТИНА. «Ребяческая шалость…»
ВДВОЕМ. «Рука лежит в руке, плечо к плечу прижалось».
ГЕРМАН. Здесь есть то, чего нет в современных песнях. Знаешь, что?
КРИСТИНА. Мелодия.
Звучит следующая вещь, Герман ее называет.
ГЕРМАН. «Бесаме мучо».
КРИСТИНА. Слова знаешь?
ГЕРМАН. Нет.
КРИСТИНА. Я тоже. (Раскачивается под музыку.)
ГЕРМАН (встает, подходит к ней). Ну что, мисс, покажем им, где раки зимуют?
КРИСТИНА. Ты еще не разучился танцевать румбу?
ГЕРМАН. Спроси у птицы, не разучилась ли она летать.
Кристина встает. Они танцуют на расстоянии, сначала робко, затем все увереннее. Он словно невзначай «утанцовывает» ее в спальню, но она его решительно выпроваживает. На смену романтической мелодии приходит быстрый джиттербаг. Они скачут, как расшалившиеся школьники на выпускном вечере.
КРИСТИНА. Уф! Это было чудесно.
Звучит ностальгический тустеп.
ГЕРМАН. Главное не останавливаться.
КРИСТИНА. Да ты мазохист!
ГЕРМАН. Только с моим бухгалтером.
Он проделывает со своей партнершей самые рискованные па, демонстрируя безукоризненную выучку. Они танцуют щека к щеке… целуются…песня кончилась. Зазвучала веселая полька. Кристина обрывает поцелуй и выключает музыку. Герман снова заключает ее в объятья. Она отвечает на его поцелуй, затем резко его отталкивает.
КРИСТИНА. Герман, уходи. Сию секунду.
ГЕРМАН. Мои уши слышат тебя, но не губы. (Снова обнимает ее.)
КРИСТИНА. Герман, мы не имеем права!
ГЕРМАН. Мы взрослые люди. Знаешь, сколько нам вместе? Сто двадцать шесть лет. (Целует ее лицо и шею.)
КРИСТИНА. Я бабушка! Я католичка! Это наше первое свидание!
ГЕРМАН. Кристина, пойдем в спальню.
КРИСТИНА. В конце концов, мне некогда! Мне надо сложить чемодан, и косметичку, и чемодан… ну, хорошо! Я согласна! (Он выпускает ее и устремляется в спальню. Она от растерянности вскрикивает.) Герман!
ГЕРМАН (остановился). Что?
КРИСТИНА. А я?
Он хватает ее за руку, и они вместе убегают в спальню.
АКТ ВТОРОЙ
Утро следующего дня. Входная дверь распахнута настежь. Коробок уже нет. В гостиной только мебель и голые стеллажи. Из спальни Ральф и Чак выносят большой пружинный матрас и прислоняют его к стене возле входной двери.
ЧАК. Какой у нас план? Гоним на всю железку или останавливаемся на перекусы и ночлег?
РАЛЬФ. Посмотрим, как пойдет.
ЧАК. Если гнать на всю железку, успеем позагорать денек перед обратной дорогой. Как ты насчет позагорать?
РАЛЬФ. Я больше люблю купаться.
Из кухни выходит Кристина, одетая по-дорожному.
КРИСТИНА. Я поставила кофе.
ЧАК. Перекур!
РАЛЬФ. Не торопись. Будет кофе, будет перекур. А пока сходи за спинкой. (Чак уходит в спальню.) Миссис Мильман, с вами все в порядке?
КРИСТИНА. Да, а что?
РАЛЬФ. У вас такой вид… то ли устали, то ли нервничаете.
КРИСТИНА. Я нервничаю из-за переезда и немного устала… вчерашний ужин сильно затянулся.
Возвращается Чак с кроватной спинкой, которую он прислоняет к матрасу.
РАЛЬФ. Все нервничают. Особенно кто на одном месте долго жил. Считайте, вашу жизнь по частям выносят, и у каждого предмета своя история.
Рабочие уходят в спальню. Зуммер домофона. Кристина общается с консьержем по переговорному устройству.
КРИСТИНА. Да? Какой еще посыльный? А за меня расписаться вы не можете? Ну хорошо, пусть поднимется. (Присела на диван.)
Рабочие выносят вторую боковину и ставят ее в прихожей рядом с матрасом.
РАЛЬФ. Кстати, об историях. Однажды выношу матрас, а хозяйка мне вслед: «Если бы эта кровать умела говорить!»
ЧАК. А ты ей: «Самое время кофейку попить».
РАЛЬФ. Нет. Я ей на это: «Сначала рама, потом кофеек».
Рабочие скрываются в спальне. На пороге Герман в уже знакомом нам пальто, кашне, шляпе и перчатках, с подарочной коробкой за спиной. Постучал, чтобы привлечь внимание. Кристина, вздрогнув, оборачивается.
ГЕРМАН (весело). Доброе утро! Доставка на дом. Пришлось соврать консьержу – вдруг ты предупредила, чтобы меня не пускали?
КРИСТИНА. Вот уж не думала, что кто-то захочет нанести мне визит, когда тут такой разгром. У меня голова идет кругом.
ГЕРМАН (проходит в гостиную). Непохоже. У тебя был такой задумчивый вид, словно ты спрашивала себя: «Зачем я все это затеяла?»
КРИСТИНА. Просто устала. С утра на ногах.
ГЕРМАН. Если разобраться, я и есть посыльный. Вот, решил доставить самолично. (Показывает нарядную коробку.) Пять фунтов шоколадных конфет ассорти. Будешь есть на борту самолета, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. (Вручает тяжелую коробку, Кристина ставит ее на столик.) Заодно все обсудим.
КРИСТИНА. Ты о чем?
ГЕРМАН. О том, что произошло этой ночью.
КРИСТИНА. Герман, как можно быть таким бестактным? Ты ставишь меня в неловкое положение… всего через несколько часов после того, как мы совершили ужасную ошибку.
ГЕРМАН. Даже если это ошибка, в чем я сильно сомневаюсь, об этом стоит поговорить – хотя бы для того, чтобы извлечь из нее урок.
КРИСТИНА. Я уже извлекла. Во время танцев не подпускать тебя на пушечный выстрел.
В дверях незаметно появились рабочие с массивной рамой.
ГЕРМАН. Ты хочешь сказать, что больше никогда не ляжешь со мной в постель?
РАЛЬФ. Миссис Мильман?
КРИСТИНА (подскочила, как ужаленная, сразу поняв, что их застукали). Пресвятая Дева Мария!
ГЕРМАН. Кто вы такие?
РАЛЬФ. Мы рабочие, а вы кто?
ГЕРМАН. Я Герман Льюис, близкий друг миссис Мильман.
Рабочие прислоняют раму к стене в прихожей.
КРИСТИНА (идет за рабочими). Ральф, Чак… то, что мистер Льюис сейчас сказал… это из анекдота.
ЧАК. Вы что-то не смеялись.
КРИСТИНА. Это не смешно.
РАЛЬФ. Чак, относим это в трейлер и делаем перекур.
ЧАК. Ну да, потом еще что-нибудь придумаешь. (Уносят раму и матрас.)
КРИСТИНА. Ты доволен?
ГЕРМАН. В каком смысле?
КРИСТИНА. Ты поставил меня в глупейшее положение перед посторонними людьми. (Он снимает перчатку.) Не раздевайся!
Возвращаются рабочие, берут обе боковины и снова уходят.
ГЕРМАН. Кристина, удели мне пять минут. Это все, о чем я тебя прошу.
КРИСТИНА. Герман, я к тебе очень хорошо отношусь. Я пришлю тебе из Флориды красивую открытку с подробным отчетом.
ГЕРМАН. Пять минут, не больше. (Взял в руки коробку конфет.) По одной минуте за каждый фунт.
Кристина, вздохнув, садится в кресло. Герман, стянув вторую перчатку, снимает шляпу, кашне, пальто и бросает все это на оттоманку. На нем отличный деловой костюм. Он садится на диван.
КРИСТИНА (засекает время). Девять сорок пять. Время пошло.