Тустеп на фоне чемоданов
ГЕРМАН. Сейчас я уйду. (Он встает, подходит к ней. Теперь он дает волю своему гневу.) Ты обвиняешь меня в неуважении к его памяти? Да я, черт возьми, любил Айзека не меньше твоего! И кто дал тебе право выговаривать мне за Мириам! Я любил ее, когда тебя еще близко не было. Тридцать восемь лет мы прожили вместе, и не было дня, чтобы я не говорил себе, как мне повезло, что она меня любит, что она меня терпит, что она меня вдохновляет, да, потому что я так в себя не верил, как верила в меня она! (Оба молчат. Гнев из них вышел, как перегретый пар.) Прости.
КРИСТИНА. Ты тоже.
ГЕРМАН. Я не должен был наступать на больную мозоль.
КРИСТИНА. Ты не виноват в том, что мозоль осталась. (Садится.) Ты прав, в делах он был негибким, а дома соглашателем. Он все принимал, что бы я ни сказала. Быть всегда непогрешимой – тяжелое бремя. Моему мужу нравилось быть мучеником, жертвовать собой ради меня, не позволяя мне при этом ответить ему тем же. По большому счету… мои интересы значили для него меньше, чем его собственные… его великодушие было оборотной стороной его эгоизма. (Пауза.) Ты меня понимаешь?
ГЕРМАН. Не совсем. Ты не повторишь еще раз?
КРИСТИНА. Не могу. Один-то раз не знаю, как получилось.
ГЕРМАН (садится рядом). Знаешь, чего мне хочется?
КРИСТИНА. У меня в холодильнике ничего не осталось.
ГЕРМАН. Не сейчас. Вечером, когда я останусь один в пустой квартире.
КРИСТИНА. Ну?
ГЕРМАН. Поговорить с женой. Тридцать секунд, не больше.
КРИСТИНА. И что бы ты ей сказал?
ГЕРМАН. Я бы ее спросил, куда она положила мою ручку с вечным пером. Третий год найти не могу.
КРИСТИНА. Я бы спросила мужа, что он думает по поводу моего переезда к Бевер-ли Зигель.
ГЕРМАН. Но, прежде всего, я бы спросил: «Ты была со мной счастлива? Я оправдал твои ожидания?»
КРИСТИНА (трогает его лицо). Да. Она бы сказала «да», можешь не сомневаться.
ГЕРМАН. А что бы ты, прежде всего, сказала Айзеку?
КРИСТИНА. Что я его прощаю.
ГЕРМАН. За что?
КРИСТИНА. Он так быстро ушел. Мы даже не простились. Я не успела ему сказать, как я люблю его.
ГЕРМАН (трогает ее лицо). Он это знал, можешь мне поверить.
Возвращается Ральф.
РАЛЬФ. Миссис Мильман, вы не проверите, все ли мы унесли из спален?
Кристина уходит.
ГЕРМАН. А где Чак?
РАЛЬФ. Трудится. Он передает вам нежнейший привет. (Ральф берет с оттоманки пальто, аккуратно его складывает, сверху кладет кашне, шляпу, перчатки, подбрасывает в воздух, и все вещи Германа оказываются на полу.)
ГЕРМАН. Ральф, считайте, что я этого не видел. Больше того, я предлагаю (растопырил восемь пальцев) восемьсот баксов вам и столько же вашему напарнику. Это мое последнее слово. Что скажете?
РАЛЬФ. Скажу от себя и от своего напарника… (Показывает вытянутый средний палец, эквивалент нашему «пошел ты знаешь куда».)
ГЕРМАН. Имейте в виду, тыщу я вам не предложу.
РАЛЬФ. В таком случае помогите мне скатать ковер.
Они скатывают ковер, обнаруживая себя профессионалами дела.
ГЕРМАН. Обратите внимание, товар высшего качества. Я продал ей этот ковер без наценки, по себестоимости. Ковры – моя профессия, вот почему я скатываю его не хуже вас.
РАЛЬФ. Теперь посмотрим, как вы его понесете.
Они поднимают тяжелый рулон и несут его в прихожую – Ральф с легкостью, Герман отдуваясь. Они прислоняют его к стене возле двери. Возвращается Кристина.
КРИСТИНА. Чисто. Остался только мой багаж.
РАЛЬФ. Вот, собственно, и всё. (Поднимает оттоманку, идет с ней к выходу.) Если скажете, мы можем погрузить и мистера Льюиса. (Уходит.)
Герман и Кристина стоят посреди разоренной комнаты.
КРИСТИНА. Вдруг стало так пусто. Еще недавно это был «дом», а сейчас просто… коробка. (Герман подбирает с пола одежду, начинает одеваться.) Слушай, почему бы тебе с нами не пообедать? Пол и Барбара, я уверена, будут тебе рады.
ГЕРМАН. Не могу. Работа. Спасибо тебе за «пепси», кофе и пончик.
КРИСТИНА. А тебе за конфеты и чудный стишок.
ГЕРМАН. А главное, за эти (сверился с часами) восемнадцать часов.
КРИСТИНА. Прекрасные часы. Странные, но прекрасные.
ГЕРМАН. Кстати. То, что ты вчера сказала, сущая правда.
КРИСТИНА. А что я вчера сказала?
ГЕРМАН. Что в какой-то момент я от тебя отдалился. Это, конечно, не оправдание, но… я знал, что могу сесть в такси и через пятнадцать минут тебя увидеть. Я чувствовал, что мы… (Она ловит его на «своем» словечке. Он берет ее за руку.) …что мы связаны.
Возвращаются рабочие.
РАЛЬФ. Миссис Мильман, мы погрузим диван, проверим, хорошо ли все увязано, и вернемся за ковром, а вы подпишете наряд.
КРИСТИНА. Мальчики, вы такие молодцы. Все сделали на отлично.
РАЛЬФ. Спасибо. Вы замечательная женщина. (Пауза.) Поэтому я хочу, чтоб вы знали: мистер Льюис предлагал нам взятку, восемьсот долларов каждому, чтобы мы бросили работу.
ЧАК (ошарашен). Восемьсот? Восемь сотен?
РАЛЬФ. Ты сказал «нет». Твое доброе имя не продается.
Они поднимают диван и несут его к выходу.
ЧАК. Когда я это говорил?
РАЛЬФ. В трейлере. Ты сказал это так тихо, что, наверно, сам не расслышал. (Уходят.)
КРИСТИНА. Зачем? Разве мне не прислали бы других рабочих?
ГЕРМАН. В понедельник. Хотя бы на два дня оттянуть неизбежное. (Целует ее в щеку.) Береги себя.
КРИСТИНА. Ты тоже.
ГЕРМАН (идет к выходу, из прихожей). Хочу тебя обрадовать. На самом деле синоптики обещают сухую, ясную погоду. (Уходит.)
Подождав, не вернется ли, Кристина берет с камина бутылку со стаканчиком и уходит на кухню. В открытом проеме появляется Герман. Не увидев хозяйки, подергал за дверной колокольчик. Из кухни выходит Кристина.
Я кое-что забыл. (Достает из внутреннего кармана конверт.) Случайно украл твой авиабилет. (Отдает ей конверт.)
КРИСТИНА (кладет его на книжную полку). Разве это могло что-то изменить? Мне бы выписали другой билет. В крайнем случае, купила бы новый.
ГЕРМАН. Причем тут логика? Я хватался за соломинку. Больше мне хвататься не за что. Похоже, ты уезжаешь во Флориду.
КРИСТИНА (садится на ступеньки, ведущие в прихожую). Посиди со мной, пока их нет. (Он садится рядом.) Если когда-нибудь ты окажешься в Майами, я приглашу тебя в ресторан. Я думаю, у них там есть свой “Смысл жизни”.
ГЕРМАН. Беверли ты тоже пригласишь?
КРИСТИНА. Нет. Но она наверняка попробует тебя охмурить.
ГЕРМАН. Уже. В прошлом году она прислала мне ханукальную открытку со своей фотокарточкой в купальном костюме.
КРИСТИНА. Ну? Я же говорила, что ты беспроигрышная облигация.
ГЕРМАН. Мое сердце отдано другой, но оно оказалось не востребовано. (Залезает во внутренний карман.) Поэтому вот твой билет. Там (махнул рукой в сторону книжной полки) пустой конверт. (Отдает ей билет.)
КРИСТИНА (идет к книжным полкам, прячет билет в конверт). Герман, пообедай с нами. Ну, пожалуйста.
ГЕРМАН. Нет. Не хочу делить тебя с твоей семьей. Ты мне нужна со всеми потрохами.
КРИСТИНА (снова садится на ступеньки). Так ты прилетишь в Майами, и мы пообедаем вдвоем?
ГЕРМАН. Да.
КРИСТИНА. Вот и хорошо. Скажем… через три недели?
ГЕРМАН. Я посмотрю в офисе свое рабочий график.
КРИСТИНА. Если ты полетишь сегодня, мне будет кого подержать за руку во время взлета и посадки.
ГЕРМАН. Твой рейс в 5.15, а в шесть я должен быть у парикмахера.
КРИСТИНА. Герман, тебе никто не говорил, что ты неисправимый романтик?
ГЕРМАН. Нет, ты первая.
КРИСТИНА (после паузы). Ты считаешь это бегством?
ГЕРМАН. А ты?
КРИСТИНА. Не знаю. Может быть. Но если я бегу, то от чего?
ГЕРМАН. Я не рискую делать за тебя выводы.
КРИСТИНА. А ты рискни. Не будь размазней.
ГЕРМАН. Что поделаешь, таким уродился.
КРИСТИНА. Я бегу от клиентов с их претензиями на модный дизайн, от колючих нью-йоркских метелей, от этой бесконечной рутины. Я хочу все поменять – в себе и вокруг. Мне так кажется.
ГЕРМАН. Если тебе так кажется, значит, тебе так кажется.
КРИСТИНА. Или я себя обманываю? Может, все, что я меняю, это пейзаж за окном?
ГЕРМАН. Я могу тебе помочь. А ты мне.
КРИСТИНА. Это как?
ГЕРМАН. Мы можем дать друг другу то, чего нам так не хватает. Вопрос на засыпку: слово из шести букв.
КРИСТИНА. Слушай, а не назначить ли нам обед через две недели?
ГЕРМАН. Надо проверить, что там у меня в календаре. (Поднимаются, сначала он, потом она.) Знаешь, кто мы?
КРИСТИНА. Кто?
ГЕРМАН. Два старых краба с нежным панцирем. Мы живем с глазами на затылке, словно будущего нет и быть не может. Мы так до конца и не осознали: они умерли, твой муж и моя жена. Кристина, если постоянно себе говорить, что, потеряв их, мы потеряли всё, то можно не заметить, что мы сами покойники. (Идет к выходу.)
КРИСТИНА. Герман, подожди. Могу я попросить тебя об одолжении?
ГЕРМАН (поворачивается). Да?
КРИСТИНА. Женись на мне. (Опускается на колени, протянув руки в мольбе.) Дай мне то, чего мне так не хватает, а я постараюсь дать это тебе.
ГЕРМАН (несколько секунд стоит, лишенный дара речи). Это так неожиданно. (Опускается на колени, берет ее за руки.) Почему ты передумала?
КРИСТИНА. Я не успела составить перечень, но попробую… Пункт первый. Каждый раз, когда за тобой закрывается дверь, я надеюсь, что ты вернешься. Пункт второй. Если ты с упорством сумасшедшего принимаешь стекляшку за брильянт, надо быть ненормальной, чтобы лишить тебя этого сокровища. (Он встает с колен и помогает ей подняться, затем снимает пальто, шарф и бросает их на камин.)
ГЕРМАН. Если уж тебе так хочется, мы можем перебраться во Флориду.
КРИСТИНА. А ты там приживешься?
ГЕРМАН. Вряд ли. Все мои дела здесь. И бухгалтеров на переправе не меняют.
Возвращаются рабочие. У Ральфа в руках планшетка с нарядом.
ЧАК. Все системы работают нормально. Объявляется пятиминутная готовность!
ГЕРМАН. Ты скажешь или мне сказать?
КРИСТИНА. Я скажу. Ральф…
РАЛЬФ (подает ей планшетку и ручку). Миссис Мильман, вот здесь вы должны расписаться.
ГЕРМАН. Можно мне взглянуть? (Ральфу.) Я хочу убедиться, что “Ваш дом” не нанес ущерба нашему дому. (Забрав планшетку, придирчиво изучает формулировки и цифры.)
РАЛЬФ. Ну, вы даете!
КРИСТИНА. Ральф, Чак. Маленькая поправка. На хранение сдаем всё. Я не еду во Флориду.