Тексты пьес

Но в моей душе осталась только одна встреча. В студию вошел стройный энергичный молодой человек с необыкновенно лучистыми глазами, на голове упрямый ежик. Он рассказывал о своей мечте — помочь людям видеть, он мечтал делать глазные операции, заменять хрусталик. Он рассказывал о людях, которые ему поверили в Архангельске и в Ленинграде. Часовая мастерская, часовой завод. Старый мастер Александр Модестович Каран сделал самое сложное — пресс-формы для выделки хрусталика, механик Николай Васильевич Лебедев — уникальный станочек, чтобы сверлить микронные отверстия в хрусталике. Часовщик Виктор Смирнов сделал миниатюрный пресс для изгибания капроновых нитей, а мастер Павел Лукьянович Третьяков — отличную приставку к операционному столу. Наши уникальные русские бескорыстные «левши» — все работали бесплатно, поверив этому человеку ради того, что он несет людям свет. А этим мечтателем был наш известный офтальмолог Святослав Федоров. Надо уметь мечтать! Но и верить, и добиваться!

«ЗАГОВОР»
Павел Массальский, Владимир Муравьев,
Юрий Пузырев, Валентин Гафт, Ирина Мирошниченко,
Григорий Аннапольский, Маргарита Юрьева

Я люблю уйти в сиянье,
где границы никакой…

Между вымыслом и сущим.
Между телом и душой.

Андрей Вознесенский
И еще одна, пожалуй, самая интересная работа. Был такой роман американских журналистов                    Ф. Нибела и Н. Бейли, написанный в 1963-м году «Семь дней в мае». О заговоре против президента Америки. Но он был написан до того, как убили Кеннеди. А я взялась снимать видеофильм по нему после того, как убили Кеннеди — и первого, и второго. Мы должны были сделать пять серий по этому роману и назвали эти пять серий «Заговор». Художник мне принес эскизы декораций, я ему говорю: «Да ты что? Это же Белый дом, все действие происходит в Белом доме! Давайте искать помещение».
Я сразу поняла одно — в студии это делать нельзя, и стала искать, где снимать. И нашла… Институт истории искусств, который находится на улице Немировича-Данченко, в старинном особняке. Там совершенно потрясающая анфилада открывающихся дверей. Там есть мраморный зал с камином, зеркальный зал. Это, конечно, не точная копия. Но я поняла, что выехать можно только на очень талантливых актерах. И я пошла во МХАТ к Павлу Массальскому и предложила ему роль президента. Я прошла по всему начальству Института истории искусств, и нам разрешили снимать в нерабочие дни — субботу и воскресенье. Мы убирали все лишнее, открывали все двери, но к понедельнику должны были расставлять все по местам.
Мне говорили: «Ты еще девчонка, с тобой не будут считаться. Это же МХАТ. Они же тебя там сожрут на первых же съемках». В съемках участвовали Павел Массальский, Владимир Муравьев, первый помощник президента, Гриша — второй, Юрий Пузырев — командующий военной базой, Валентин Гафт — офицер, раскрывающий заговор, Ирина Мирошниченко — его любовница, а Маргарита Юрьева, как всегда необыкновенно красива, его жена. Это был роскошный костяк.
Я немножко трусила. Отправила сценарий всех пяти серий Павлу Массальскому. Он сказал: «Вы мне дадите на три дня?» Я говорю: «Конечно». Через три дня мы с ним встретились, и он сказал: «Мне это очень интересно. Вы мне будете шить костюм?» Я говорю: «Мы можем вам сшить костюмы, но за их качество я не ручаюсь. Те вещи, которые носите вы, и должны быть на президенте». — «Хорошо, — согласился он, — приезжайте ко мне домой». Я приехала к нему домой, он открыл дверцу шкафа-купе, и я выбрала на все пять серий костюмы. Массальский приходил на съемки с абсолютным знанием текста и тем самым всех дисциплинировал.
Я работала с разными актерами, но такого наслаждения от актерской культуры, от человеческой культуры, я не получала. Это такой был президент! Он выучил весь текст, и если кто-то смел перепутать слово, он только переводил взгляд, и человек немел.
Я вспоминала те несколько дней, когда нас, студентов, как бы на пассивную практику водили за кулисы Художественного театра. Что поражало меня больше всего — тишина и стерильная чистота, мебель в белых чехлах. И все актеры с нами здоровались. Никакой обычной для других театров суматохи, мельтешни. Еще были живы старики МХАТа, я думаю, что это шло от них. А уже после этого я никогда не была за кулисами, а только в зале.
Так вот, когда я познакомилась так близко с Массальским, первое, что я вспомнила — те мои ощущения за кулисами МХАТа. Он был человек из эпохи элитарной культуры, а мы живем в эпоху массовой культуры (это, к сожалению, не мое деление, это слова Вульфа, когда в передаче «Серебряный шар» он рассказывал об Ангелине Степановой).
Я помню, как однажды Павел Массальский шел по улице Горького вниз, к театру, было ощущение, что он выше всех, что он как бы плыл над толпой. Кстати, это так и было, потому что люди уступали ему дорогу, узнавая или даже не узнавая, а просто такова аура его личности. Он был необыкновенно красив, элегантен. Как он носил шляпу, как необыкновенно сидели на нем костюмы, плащи, куртки! Это был актер в самом высоком понимании этого слова. У него были выразительные глаза и удивительного тембра голос.
Основная трудность, что часть действия в нашем «Заговоре» — это база, военная база, и ее надо было снимать в каком-то другом месте. И однажды я вошла в туалет, а туалет был сделан из каких-то стеклянных кирпичей. С той стороны поставили свет, и получалась некая фантасмагорическая картинка. Бедный мой Гриша, бедный Пузырев! Они должны были играть в нем свои сцены, а запах там стоял, как и положено в туалете.
Еще одна очень интересная сцена. В ней Гриша играл с Массальским: его герой не соглашается в чем-то с президентом. Смотрю, Гришка вскидывает голову, я думаю, какое он точное движение нашел. А оказалось, что во время съемок у него пошла носом кровь. Он не может остановить игру, и он запрокинул голову, чтобы кровь не так текла.
У Гриши всегда спрашивали:
— Как вы работаете со своей женой?
— Это ад. Спорить с ней на людях я не могу, неприлично. Хвалить тоже. Я делаюсь абсолютно немым человеком.
Только драматические актеры умеют поворачивать свое недомогание в хорошую сторону.
Пять серий мы сняли за два месяца. При этом надо учесть, что работали мы только в субботу и воскресенье, когда не работал институт. После себя мы должны были все убрать, как было прежде. И вся группа, начиная с Тамары Бокаревой, Маргариты Эскиной, все ассистенты, операторы — все расставляли мебель по местам, мыли полы, приводили все в порядок. И только при таком условии в следующие субботу-воскресенье мы могли снимать снова.
А как я билась за эти институтские двери! Потому что эти двери, эта анфилада, были у них намертво закрыты, а без анфилады мы бы не обошлись. Я сказала директору: «Ну хотите, я стану перед вами на колени? Президент должен появиться из этих дверей». И он разрешил. Открывалась одна дверь, вторая, третья, четвертая, пятая, шестая. К ручкам дверей привязывались веревочки, с двух сторон стояли люди, они тянули за эти веревочки, и двери открывались. Техника была на грани фантастики. И тогда шел Массальский — президент. Это было начало фильма.
Вот эта анфилада дверей играла сама за себя. Потом я поехала в Белые столбы, в Госфильмофонд, и умолила их отпечатать копию с документального фильма об убийстве Кеннеди «4 дня в ноябре». Прекрасный был фильм, и вот тогда я впервые соединила документальный фильм с художественными съемками. Начало было такое. Медленный наезд с вертолета на Белый дом. Дальше я наплывом переходила, начинали открываться двери, и шел президент. Убийство я взяла тоже с документальной пленки, точнее, фрагменты съемок убийства Роберта Кеннеди. Потому что у нас в финале шла пресс-конференция, в кадре перед камерой появлялась рука с пистолетом. И тут я переходила на документальную пленку, когда убили Роберта Кеннеди: весь тот шум, люди, я еще добавила наших людей, то есть действующих лиц. Это было очень интересно. Так, за месяц, работая только по субботам и воскресеньям, мы сняли пять серий. Снимали мы с экрана кинескопа. Я все монтировала и озвучивала. В общем, весь процесс прошли от самого начала до самого конца.
Был еще один очень интересный момент, когда удивительно раскрылся Валентин Гафт. Ирина Мирошниченко играла журналистку, а он — офицера, который разматывает узел заговора. И у них должна была быть любовная сцена, а я не могла никак заставить их поцеловаться. В кадре — очень красивая рука с красивым кольцом, которая шла по лицу Гафта. Ну, поцелуйтесь! Не получается. Я им говорю: «Ребята, я вас очень прошу, подготовьтесь, войдите в образ и дайте мне поцелуй в диафрагму». Дубль, следующий, и опять… Потом они вошли в образ, поцеловались. И я сверху кричу: «Пленки не хватит!» А их уже невозможно было оторвать друг от друга.
Вот какие бывали интересные вещи в этом «Заговоре». Прекрасно работали операторы Анатолий Шабардин, Марат Ларин, Александр Ершов. В молодежной редакции в 1970-е годы мы делали программу, которая называлась «Испытай себя». Делали мы ее вместе с Володей Соловьевым и с Толей Лысенко. Я хочу сказать несколько слов о Володе. Его сейчас нет с нами. Сердце. Он очень много сделал для Молодежной редакции. Он делал передачу «Это вы можете» не для себя, а для людей. Он привел с собой на телевидение целый отряд умельцев. Эти люди придумывали такие вещи, до которых не додумывались профессионалы. И какие-то автомобили на солнечных батареях, и какие-то перпетум-мобиле. Даже на лица этих людей было приятно смотреть, потому что они принадлежали людям, которые что-то хотят сделать, то, что не делает никто. Эти Кулибины были невероятно обаятельны.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49