Тексты пьес

У Андрея Петрова во всех музыкальных мелодиях звучала любовь. Он рассказывал, как писал свои вальсы, а в это время ансамбль бального танца — все в белых нарядах, за исключением одной пары в ярко-красном, — возникал, словно сполох в танце, и исчезал. Тамара Гвердцители прекрасно исполняла цикл песен, посвященный Эдит Пиаф. Тогда это было первое исполнение. Людмила Гурченко великолепно изображала официантку, подающую чай, а потом пела песню о том, какие мужчины все сволочи и заливалась колокольчиками смеха.
Ну а Виктория Токарева рассказывала о женщинах, о русских женщинах. Недаром огромное количество поэтов, писателей, художников во всем мире женаты на русских женщинах. Она рассказывала о душе русской женщины, которая ее вдохновляет, как я считаю, на шедевры о любви.
С одним из первомайских «Огоньков» нам очень повезло. В 1982-м году в Москве проходил Всемирный съезд профсоюзов, и мы задумали пригласить оттуда самых разных делегатов. Посадили их за стол, на столе стоял огромный самовар, баранки, словом, русский стол. И вот сидели черные, белые, желтые, то есть представители всех рас за одним столом. Мы задали всем один единственный вопрос: «Что такое счастье?» Трудно было представить, что коллективный поиск ответа на этот вопрос может привести к единому выводу.
Испокон веков седые мудрецы и юные романтики пытались объяснить это столь необходимое людям явление, но до сих пор даже в самых авторитетных словарях точная формулировка понятия «счастье» пока отсутствует. И когда в праздничный первомайский вечер ведущий «Голубого огонька» народный артист СССР Кирилл Лавров предложил участникам передачи и всем телезрителям ответить на вопрос, каким каждому представляется счастье, могло показаться, что это лишь сценарный ход, который помогает объединить всю программу. В какой-то степени это так и планировалось, но вот среди веселья, а надо отметить, что на этот раз вечер в рамках «Голубого огонька» принял характер подлинного народного гулянья, обрела полную самостоятельность идея разобраться в том, что же такое счастье сегодня, сейчас. Суждения были, как всегда, разные. Но все они, так или иначе, сводились к одной мысли: сегодня человек может чувствовать себя счастливым только в том случае, если над ним мирное небо. Все личные, житейские желания и надежды ставились в зависимость от этого главного условия, от вытекающей из него необходимости отстоять мир, и потому само стремление именно к такому счастью воспринималось как основа всей нашей морали.
Мне нужны были ведущие. Я хотела, чтобы ведущие сами участвовали в этих разговорах о счастье. Ведущих я подобрала таких: Андрей Вознесенский, Родион Щедрин, Андрей Дементьев, Кирилл Лавров и Юрий Темирканов. Одни мужчины, как-то так случилось, что я всю жизнь дружила в основном с мужчинами. Всегда считала, что женская дружба не совсем надежная, а мужская — настоящая. Трое были мои люди, которых я уже снимала раньше. Надо было уговорить еще Лаврова и Темирканова. Темирканов не любил суеты, не любил просто так появляться на людях. Он безумно любил свою работу, Кировский театр. Он не просто дирижировал, он начал ставить спектакли «Евгений Онегин», «Пиковая дама». Он был необыкновенный художник. И по сей день я считаю, что мне повезло в жизни на встречи с дирижерами.
Темирканов — артист, кроме всего прочего он еще режиссер, ведет за собой артистов, ведет за собой оркестр. Его трактовки знакомых произведений звучат совершенно по-новому, по-другому. Редактор Сандлер, Кузнецова, наш администратор, и я едем в Ленинград уламывать Юрия Хатуевича Темирканова вести этот «Огонек». Мы приехали, когда в Кировском театре был выходной, театр — пуст. Это тоже особое ощущение, я люблю пустые театры, сцены, пустую студию. В них есть какой-то аромат того, что еще ничего нет, но можно сделать все. Мы пришли к Темирканову в кабинет. Вначале он нас встретил очень холодно, но вежливо, как человек интеллигентный. Но потом я стала ему рассказывать, как я люблю его спектакли, как я бывала в его театре. Причем это все не было лестью, это было правдой, потому мы к нему и приехали. Темирканов послал своего водителя за шампанским, и дальше мы, уже за шампанским, продолжали нашу беседу. Ему начала нравиться наша компания. Мы выпили одну бутылку, а потом даже не заметили, как выпили вторую и третью. В нашем разговоре была музыка, было необыкновенное ощущение праздника, было ощущение слияния четырех людей. Нам было так хорошо, что мы не заметили, как выпили и четвертую бутылку.
Потом мы отправились провожать его домой. Было уже часов двенадцать ночи. Тишина, улицы пустые, мосты разведены. Мы идем и вдруг видим открытое кафе. Мы решили в свою очередь угостить его. Зашли в это кафе, взяли по порции мороженого и две бутылки шампанского. Мы просидели в кафе, наверное, час. Говорили уже об «Огоньке». Затем отправились его провожать дальше. У Дома композиторов он сказал, что сейчас очень здорово было бы зайти и выпить кофе. Мы зашли, выпили кофе и еще две бутылки шампанского. Потом мы все-таки проводили его до дома.
Когда мы дошли до его дома, он все-таки дал согласие сниматься. Но Темирканов не знал, чем он будет дирижировать. По его мнению, это должно было быть похоже на шампанское. Подумать только, мы выпили 8 бутылок шампанского, но голова была абсолютно чиста, только ощущение праздника!
Темирканов пригласил нас в Капеллу на свой концерт с камерным оркестром. Звучали музыкальные новеллы Жака Ибера «Ночной Париж». Это было незабываемо. Надо видеть Темирканова, его руки, всю его фигуру. Он весь в этой музыке, он создавал образы как актер. Позже, когда мы приехали его снимать в Ленинград, я сняла сразу пять этих маленьких новелл, потому что было трудно выбрать, так все было здорово. Когда наша Жданова их посмотрела, хоть и была сухарь сухарем, но сказала, что еще ни разу не видела, чтобы так снимали дирижера. Я на Темирканова поставила отдельную камеру, которая снимала его постоянно — руки, лицо, телодвижения. Он живет каждую секунду. Я же сидела за пультом, монтируя съемки инструментов, оркестра, лиц музыкантов. Я это все перемешала, и Темирканов постоянно парил над оркестром. Возникали скрипки, и он тоже был, появлялась виолончель — и он тоже был. Эго было его соло с оркестром. Через некоторое время Темирканов приезжал с Кировским театром на гастроли в Москву. И я с мамой пересмотрела все, что они привезли. Нам всегда оставляли места, нас встречали. А в антракте я шла за кулисы, и мы беседовали. Вообще это невероятно интересный человек, с необычайной судьбой. Его дед был пресветлый князь Кабарды. Его отец был первым секретарем обкома партии Кабардино-Балкарии. Его деда расстреляли большевики, его отца расстреляли немцы, а он, мировая знаменитость, руководит на Западе несколькими оркестрами. Раньше его никуда не выпускали, тем более он не соглашался никуда ехать без жены. А с женой боялись, что он там останется. На что он чиновникам сказал: «Вы не знаете людей нашей национальности. У меня здесь родные могилы. Разве я могу куда-нибудь уехать от своих могил?» А потом наши связи оборвались.
Вот телевидение, оно дарит кусочки счастья и оно же потом их обрывает, потому что идет все дальше и дальше — новые люди, новые связи.
Ну а Кирилл Лавров — это вообще удивительная история. Когда я посмотрела его в нескольких спектаклях Товстоногова в Ленинградском БДТ, я не могла прийти в себя. Он до того обаятелен, он до того мужик, причем мужик думающий и сексуальный. Когда я приезжала в Ленинград, я всегда ходила на спектакли Товстоногова. Билеты достать было невозможно. И вот стою я перед началом спектакля у театра, и идет Кирилл Лавров. Я набралась смелости, подошла к нему и стала говорить о его ролях, о том, какой он талантливый актер, и что не могу попасть на спектакль. Лавров улыбнулся, взял меня за руку и провел в зал.
Я позвонила в Ленинград. Напомнила ему этот эпизод, и он согласился вести «Огонек».
Андрей Вознесенский рассказал новеллу о грузинском поэте, который летел на самолете, терпящем бедствие над океаном. Всем раздали спасательные жилеты, и только одного не хватило для молодой девушки-стюардессы, и грузинский поэт отдал ей свой… Вознесенский написал об этом стихотворение — он называл того поэта не просто героем, а счастливым человеком, ибо отдать другому самое дорогое — это и есть счастье!
А Родион Щедрин углубился в историю. Он говорил, что раньше люди переговаривались на расстоянии при помощи колоколов. Колокола звонили и о горе, и о счастье. Щедрин играл «звоны». Рояль звучал, как орган. Такая необычная музыка, нестандартная. Это было прекрасно.
В Суздали проходила какая-то конференция, в которой участвовал Щедрин, и мы поехали туда его снимать. Там он раскрылся для меня с совершенно другой стороны. Каждое утро в семь часов он бегал. Сейчас он живет в Германии, не знаю, бегает он там или нет. В то время цвела черемуха. И вот каждое утро после бега он наламывал нам, трем женщинам, ветки черемухи и бросал у дверей. Это было прекрасно. Я почувствовала, что он тоже романтик.
А Дементьев чувствует людей, которые его окружают, он находит с ними контакт, умеет с ними разговаривать. Это очень важные вещи.
Лавров говорил о счастье творить на сцене с таким режиссером, как Товстоногов, играть в пьесах, которые нужны людям.
В общем, высказывались самые разные суждения о счастье. Мы подбирали такие, чтобы вот это ощущение дружбы, которая здесь рождалась между абсолютно незнакомыми людьми, чтобы эти ответы создавали атмосферу взаимопонимания. Это сейчас нас стараются убедить, что не было дружбы между народами. Жаль, что нынешние ниспровергатели не могут посмотреть тот «Огонек». Удивительный «Огонек», который прошел без вымарок, хоть его и принимала Жданова, лично приезжая на съемки.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49