Тексты пьес

Юлиан был очень расстроен, и очень расстроена была Александра Пахмутова. Я пошла их утешать. Обняла Юлика за плечи и сказала: «Юлик, я тебя так красиво сняла, и в программе, которая будет смонтирована как итоговая, ты будешь заявлен первым, а «Русский вальс» будет как бы лейтмотивом этой программы».
Ему в то время было всего девятнадцать лет, но уже тогда он был сложившейся личностью. Вот несколько его мыслей: «Зритель должен задуматься: ведь человек приходит на землю голым и голый уходит, но всю жизнь хапает, приобретает, требует еще и еще. И мне хочется, чтобы, услышав мои песни, люди поняли: истинная свобода лежит внутри человека, ценно только то, что имеет душа…»
Юлиан учился у Кима Шароева в ГИТИСе, там было две группы — актеров эстрады и режиссеров эстрады. Шароев его холил и лелеял. Теперь уже Юлиан заканчивает аспирантуру. Он все планирует наперед — прогноз на всю жизнь. Он хочет все уметь. Меня и Ларису Микульскую, которые стали брать его в «Утреннюю почту», он называл «ангелами-хранителями». Мы его раскручивали, ведь раньше раскручивать актера, если он был талантлив, нам было невероятно легко. Технику нам давали, мы стояли в сетке, за эфир не надо было платить. Уже намного позже, когда на телевидении появились денежные проблемы, я спросила одного нашего руководителя: «Вот если есть один очень талантливый актер, но у него нет денег, а другой — бездарь, но с деньгами, что делать?» Была пауза, руководитель был умный. «Светлана Ильинична, а вы постарайтесь найти талантливого, но с деньгами».
Но это произойдет позже. А пока в Музыкальной редакции было интересно работать. Я делала различные трансляционные концерты и для каждой трансляции старалась найти свою особую форму. Например, уже позже я делала концерт Юлиана, который назывался «Русский вальс», и постаралась всю программу снять в музыкальном ритме вальса. Поскольку это была первая программа, и у Юлиана тогда не было таких богатых спонсоров, концерт имел довольно простое оформление. В правом и левом углах сцены были установлены искусственные, но как бы цветущие ветки деревьев. Я поставила по одному оператору с переносной камерой с каждой стороны, и они все время ходили вокруг цветущих кустов и давали мне эти вертящиеся ветки, через которые я переходила на крупный план певца, на танцевальный балет, на оркестр. И это ощущение окружающего тебя сада ритмически объединило все его песни.
Я вообще люблю Юлиана, люблю его за то, что он не похож на других певцов, за то, что у него есть свой репертуар. Он очень патриотичен, в хорошем смысле этого слова. Я считаю, что как в жизни, так и в творчестве, одному человеку очень важно найти другого. Вот он и нашел Александру Пахмутову, которая стала сочинять музыку для него чуть-чуть по-другому, в более современных ритмах. У Юлиана есть много композиторов, но Пахмутова явилась для него основой. А она в свою очередь обрела для себя молодого певца, давшего новую волну ее творчеству.
Итак, я выбрала особый жанр. Действо называлось «Русский вальс», или «Концерт-вальс», — это был жанр моей трансляции. Я не умею транслировать просто «общий, средний, крупный». Я считаю, что необходимо раскрыть характер всего действа, характер певца, характер песни. Телевизионный показ должен быть эмоционален, очень важна атмосфера, глаза актера, его крупный план.
Нас с Юлианом сблизило еще одно мое несчастье. Я делала юбилейную программу об Ангелине Вовк — «20 лет работы на телевидении». Программа должна была сниматься в Концертной студии «Останкино». Из Таллина приехал Урмас Отт (мы с ним были дружны), приглашено было много актеров, друзей Ангелины, в том числе и Юлиан.
Оформление, как всегда, не готово к началу. Я летаю со сцены в зал и обратно. И забываю, что половина зала концертной студии — не ровная, а ступенчатая, а ступеньки обиты металлом. Я делаю шаг назад (этого вообще никогда нельзя делать) — и падаю со всей высоты моего 172-сантимстрового роста. Молнией мелькает мысль: «Позвоночник!», и я подставляю руки и падаю на них. Обе руки сломаны у кистей. Вызываем «скорую». В Институте Склифосовского молодые врачи вытягивают мое смещение и накладывают гипс. Я тороплю их. «Почему?» — «Мне еще надо вечером снимать концерт». Один из них подносит руку к голове: «Ты сумасшедшая?» — «Да, и это на всю жизнь. И, пожалуйста, пальцы оставьте свободными, мне же надо на съемке кнопки нажимать».
После этого мой редактор ловит такси, и мы возвращаемся на телевидение, где я снимаю весь вечер, а, выходя на сцену, прикрываю свои культяпы шарфом. После съемок меня на машине отвозят к сестре, ведь я ничего не могу делать сама. А у Юлиана через две недели — 16-го апреля — эфир «Русского вальса», который только снят, но не смонтирован. «Светлана Ильинична, что делать, ведь эфир?» — Юлиан расстроен, выбит из колеи. Я говорю: «Хорошо, Юлик, ты будешь на машине отвозить меня на монтаж, весь день будешь рядом со мной, а вечером отвозить обратно». Так мы смонтировали этот концерт, и он вовремя вышел в эфир. Так завязалась еще одна маленькая теплая человеческая дружба.
Правда, со своими «культяпами» я снимала еще и первомайский «Огонек», и меня называли «наш телевизионный Маресьев». Но когда любишь свою работу, все остальное не так значительно. Я просила врачей перед съемкой снять мне гипс (они прекрасные люди и сидели у меня на майском «Огоньке»). «Нет, — ответили они, — ты махнешь рукой, и у тебя что-нибудь сдвинется». Весь этот период помогала мне жить, была нянькой моя любимая Иттуля, которая возилась со мной, как с грудным ребенком. Это же на работе я была сильная и всеми командовала, а дома — она.
Когда сняли гипс, я поехала в Донецк. Это необыкновенно теплый город с интеллигентными, умными и очень творческими людьми. Идея исходила из Донецка от Татьяны Омельченко, у которой была коммерческая телестудия. «Огонь в юбке» — так я ее называла. Она задумала программу «Донецк приглашает друзей». Шел 1991-й год. Только-только развалился Советский Союз, — и они, и мы это очень остро переживали. Но еще существовало «Останкино» и был такой человек — Валентин Валентинович Лазуткин. Когда отправили в отставку Леонида Петровича Кравченко, мы надеялись, что назначат Валентина Валентиновича Лазуткина — настоящего профессионала и творческого человека. Если бы он встал во главе «Останкино» — первый канал остался бы государственным, а программы высокопрофессиональными, российскими (а не американскими). И еще — добрыми, с минимумом рекламы. Но кто-то этого очень не захотел. А жаль!
Нам дали переносную телекамеру, Украина дала свою ПТС. Омельченко нашла спонсоров. Всей группе и актерам, которых мы привезли из Москвы, оплатили дорогу, гостиницу, поили-кормили, только бы состоялась эта программа.
В большом выставочном зале было сделано оформление — зеленая площадка, над которой парил воздушный шар, и из корзины этого шара появлялись актеры. А начиналась программа с кинокадров: над Донецком летит воздушный шар и опускается на крышу. Мы привезли такое количество «звезд» из Москвы, плюс еще украинские «звезды». Когда я увидела всех воочию, сказала: «Ребята, да в один вечер это даже снять невозможно». Но был такой сплоченный коллектив, все были заражены этой идеей — «Мы вместе — нас нельзя разрезать границами». И мы всю эту громаду сняли за один вечер, правда, потом был «кровавый монтаж». Когда Игорь Демарин пел песню «Заграница» — пел на срыве, со слезами, в зале рыдали женщины. Пели Ира Шведова, Женя Белоусов (еще одна трагическая судьба, когда вначале вознесут на Олимп, а потом скинут вниз), Юра Березин, квартет из Азербайджана, певица из Армении, квартет из Белоруссии, Ирина Понаровская, которую я снимала очень много раз. Правда, не я ее раскручивала, она уже до меня была «звезда». И я считаю, что если бы у нее было больше хороших песен, то она стала бы певицей номер один, потому что она невероятно артистична, элегантна, красива и драматургически выразительна (помните, песня-монолог актрисы). Но у нее в год бывала лишь одна хорошая песня, а этого мало. Репертуар для певца — это все.
В Донецке я нашла Юлиану танцоров к «Русскому вальсу», он увез их с собой, и теперь они всегда вместе — Юлиан и балет «Рандеву».
И еще Донецк — это для меня Женя Мартынов. Именно в Донецке я ощутила всю глубину и многогранность его таланта, здесь я познакомилась с его мамой, излучающей доброту русской женщиной, прошедшей фронт и вырастившей таких сыновей. Здесь я познакомилась с Юрой Мартыновым — его удивительным братом, посвятившим свою жизнь сохранению памяти о Жене и его творчестве. Если бы вы видели его архив! Здесь собраны все кино- и видеокадры, начиная с самых первых — совсем молоденький, с широкой улыбкой и ямочкой на подбородке, с лучистыми глазами. От нее веяло чистотой и непосредственностью. Его песни — и грустные, и веселые, и драматичные — написаны душой и для души.
Евгений Мартынов взлетел сразу высоко в небо. Его любили, он не сходит с экрана телевизора, концерты, поклонницы… И только одному человеку — зампреду Ждановой — не нравилась эта ямочка на подбородке и слишком, как она говорила, «смазливое личико купчика». И что же? Один человек, человек в футляре, решил судьбу такого самобытного, такого яркого русского таланта. Ну какое сердце выдержит такую несправедливость?! Его сердце не выдержало.
Я не снимала Евгения Мартынова при жизни, как-то не пересеклись пути, но я его любила и за «Отчий дом», и за «Аленушку», и за «Яблони в цвету». Да, не было у него плохих песен. И вот в Донецке я с головой окунулась в его творчество. В мае, в день его рождения, в донецком зале «Юность» в оформлении яблоневого сада мы сняли концерт его памяти. На сцене был симфонический оркестр студентов Донецкой филармонии (которую с золотой медалью окончил Женя Мартынов), наш Иосиф Кобзон, Анастасия, Юлиан; Юра Мартынов сыграл симфоническую поэму, посвященную брату, и спел на фоне портрета (они так похожи, даже в движениях рук) последнюю песню «Я еще вернусь». Участвовали многие молодые исполнители.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49