Тексты пьес

Во второй раз мы поехали снимать «Утреннюю почту» в Углич, когда завод отмечал свое пятидесятилетие. Сентябрь. Солнечно и грустно. Им так понравилась наша предыдущая встреча, что нас пригласили на юбилей. Из Москвы в Углич шел пароход, на котором ехали гости на пятидесятилетний юбилей, и нам отдали всю вторую палубу. Со мной ехали Леонид Петрович Дербенев, Юра Николаев (он вел эту «Почту»), Филипп Киркоров, Маша Распутина, Азиза, группа «На-На», Крис Кельми,                    Роксана Бабаян, Лора Квинт, Андрей Билль. Причем я почти все снимала на пароходе, а потом какие-то куски уже в Угличе. Затем все это монтировалось. Распутина пела прелестную песню Леонида Дербенева и Вячеслава Добрынина «Музыка». И я ей в Москве сказала: «Маша, сделай какой-нибудь красивый костюм. Я поставлю тебя на нос парохода, и нужно, чтобы ветер развевал твое платье». Маша сделала костюм: у нее была белая юбочка, просто разрезанная на ленточки. Но длина этой юбочки была пять-шесть сантиметров — там развеваться нечему. Я стала думать, что же мне делать. У меня был с собой павловопосадский платок, яркий, с красными розами на черном. У кого-то еще достала такой же черный платок и повязала их так, что, когда Маша размахивала руками, у нее действительно были крылья, о которых пелось в песне. Снизу на ней были черные широкие брюки. Все это вместе смотрелось необыкновенно красиво: небо, вода, ощущение полета.
Корабль назывался «Сергей Есенин». Капитан, тоже Сергей, вначале был очень серьезен, говорил нам, где можно снимать, а где нет. А потом ему все это так понравилось, что он даже участвовал у нас в песне Азизы. В танцевальном зале он плясал с Азизой и со всеми остальными. Он так проникся нашей работой, что даже разрешил мне потом снять Машу Распутину на самом носу корабля, чего делать, как он сказал, было нельзя.
Песню «Мухомор» мы снимали на палубе во время дождя. «На-На» героически танцевали на мокрой палубе. Правда, после каждого дубля матросы насухо ее вытирали, но все равно это было довольно рискованное занятие.
Кстати, очень интересно мое знакомство с «На-На». Ехали мы как-то с сестрой в такси, и у водителя из магнитофона звучали песни, очень разные и красивые. Я спросила: «Кто это поет?» Водитель говорит: «Какая-то «На-На». Я разыскала их. И сняла с ними их первый клип на телевидении — «Медовый месяц» — для «Утренней почты». Снимали с юмором: свадьба на мотоциклах, невеста в коротенькой юбочке и в утрированном бюстгальтере, но в фате. Танцевали на крыше двухэтажного дома. Посмотрел наш главный и вырезал этот номер из «Почты». Я переписала «Медовый месяц» на другую кассету, отнесла на канал «2х2» и его стали крутить по 10 раз в день. А уже потом, когда группа «На-На» стала «звездой», главный извинился перед Алибасовым. А Бари был мне как брат, когда случилось несчастье с мамой, он очень помогал мне. Мы много работали вместе. Я их любила, как родных. А сейчас? Ну они же «звезды»!
Но вернемся на пароход, плывущий в Углич. Криса Кельми с песней «Океан» я снимала на капитанском мостике у штурвала. Было много интересных находок.
В Филиппа Киркорова тогда были одновременно влюблены две женщины — и Маша Распутина, и Азиза. И каждая хотела его завоевать.
Мы еще давали в Угличе три юбилейных концерта, которые вели Леонид Дербенев и я. На первом концерте, когда открылся занавес, первыми выскочили «На-На». Они пели песню «Папуасы и эскимосы». Вначале выбегают папуасы, на которых, извините, кроме ленточек ничего нет. И они поют, а ко мне за кулисы влетает бледный заместитель директора завода (тогда еще к голым на сцене не привыкли) и кричит: «Светлана Ильинична, что это такое?.. Вы не представляете! Это же юбилейный концерт, а они голые!» Я говорю: «Но ведь папуасы-то в самом деле голые. Вот сейчас выйдут эскимосы, так они будут в шубах». Он говорит: «Да?» Я отвечаю: «Да». Он обрадовался, помчался объяснять, что, значит, нагота — оправданная.
Тогда я впервые снимала уже известного Криса Кельми, потому что у меня было такое ощущение, что я не имею права снимать своих родственников. Я ведь сестру Итту за все тридцать лет работы на телевидении снимала всего два раза и всегда безумно волновалась, чтобы кто-то чего-то не подумал. Это сейчас у нас можно снимать жену, брата и так далее. А тогда это считалось семейственностью, а значит, преступлением. Татьяне Коршиловой не разрешили взять сестру помощником режиссера в нашу редакцию.
Я впервые снимала Криса, моего племянника. У мамы была сестра, которая вышла замуж за литовца. Из Коканда она уехала в Вильно. Там она родила сына Ария Кельми, моего двоюродного брата и отца Криса. Оттуда и фамилия такая — Кельми. Самое смешное, что меня недавно кто-то убеждал, что Крис Кельми — это псевдоним. Да, имя Крис — это псевдоним, но Кельми — это фамилия моего двоюродного брата. А был он главным тоннельщиком на «Метрострое». Про него писали «железный Кельми». И у него три сына. Все они окончили институт транспорта по специальности инженер и начинали работать на «Метрострое». А потом Крис ушел в Театр Ленинского комсомола и организовал там музыкальный ансамбль «Рок-ателье». Таким образом в Ленкоме одновременно работали два моих племянника. Причем они даже сами не знали, что они родственники, правда, пятая вода на киселе. Там работал сын Александра Петровича Штейна, режиссер Петя Штейн, и в это же время работал Крис. И они там же встречались в работе, не зная, что они хоть дальние, но все-таки родственники.
И на том юбилейном вечере я сказала: поскольку Крис Кельми стал известным и популярным без моей помощи, я впервые могу объявить, что это мой племянник, что я очень радуюсь его успехам, его популярности. И я объявила: «Сейчас на сцену выйдет Крис Кельми».
А в апреле 1998-го года Москву завалило снегом. И «Московский комсомолец» так отозвался об этом событии: «Это Крис Кельми. Именно в его голову пришла нездоровая мысль посреди апреля-то месяца презентовать свой новый альбом «Ветер декабря»… И не только альбом. Но и видеокассету с тем же названием — это уже могу добавить я. В видеокассету, которую он посвятил своим родителям, вошли его лучшие шлягеры — 22 песни. Этот видеофильм собирала я: туда вошли и наши с ним клипы, и даже последние съемки его покойного отца, а также съемки сына и жены. И такое количество «звезд» и просто певцов, о которых мы уже забыли. Ведь песни Криса всегда объединяли и объединяют людей. Сейчас он закончил новый диск — значит, мы с ним еще поработаем.
Иногда на съемках бывали и смешные ситуации. Например, когда я снимала клип «О любви» на музыку Лоры Квинт. Снимали у нее дома. Для сцены в постели я выбрала голубой пеньюар, распушила ей волосы. Она и ее горячо любимый муж Андрей Билль после команды «Мотор!» застыли, как каменные изваяния, боясь пошевелиться, а тем более коснуться друг друга. Мне пришлось вначале на кровати вместо Андрея обнимать Лору, показывая ему, как надо ее ласкать, откидывая голову на камеру, потом то же самое проделывать с Андреем — для Лоры. Я выгнала из комнаты всех, кроме оператора. И только на седьмом или восьмом дубле ушел зажим, и они прекрасно сыграли сцену любви, много раз сыгранную в жизни на этой кровати. Вот что такое камера и слово «Мотор!». Зато с каким юмором мы вспоминаем каждый раз эту сцену.
Очень трудно быть руководителем, еще труднее — хорошим. Я помню, как в 1984-м году к нам в редакцию пришел интеллигентный, элегантный молодой заместитель главного редактора по эстраде — Николай Попов (не надо его путать с зампредом Поповым, тоже интеллигентным человеком, но в отличие от него наш Попов все решал сам, жестко, но не повышая голоса). Николай Попов был очень требователен, но справедлив. При нем и «Утренние почты» и «Огоньки» беспощадно очищались от пошлости. Работать с ним было трудно, но интересно. Он был один из немногих руководителей, которые понимали, что телевидение — это искусство, поэтому поощрял поиск и требовал от нас, режиссеров, индивидуальных решений. И, наверное, он бы еще долго работал в редакции, если бы не любовь. А влюбился он в нашу редакторшу, сразу помолодев лет на десять. Он так красиво ухаживал за ней: экзотические цветы, красивые подарки. Она тоже похорошела. Они вместе строили планы на будущее, собираясь пожениться. Вместе поехали отдыхать к морю. Мешало ли это работе — конечно нет! Разве любовь когда-нибудь мешала? Наоборот. Помогала!
Но разве на Гостелерадио тогда возможен был «служебный роман»?! Открыто — никогда! Потихоньку — пожалуйста!
Приговор был суров — она должна была уйти. Но Николай Попов не был бы Николаем Поповым, если бы как истинный джентльмен не подал заявление об уходе. Я очень сожалела об этом. Но судьба снова свела нас вместе уже у Лёни Дербенева, его близкого друга. Он ни разу не пришел в этот дом без цветов для Веры, да и для меня тоже. Это был тот бесценный друг, который оставался рядом с Лёней до последних дней его жизни, а потом сделал все, чтобы организовать концерт его памяти. Хорошо, когда в жизни есть такие надежные друзья!
Однажды для съемок «Утренней почты» я специально поехала в Тбилиси и снимала всю передачу только с грузинскими исполнителями. Причем тогда уже для того, чтобы поехать, нужно было искать деньги на командировку. И мы договорились с грузинскими художественными промыслами — они стали нашими спонсорами, а мы, скрытой рекламой, ставили акцент на их изделиях.
Девушки, например, в горах шли к ручью с кувшинами. Это чисто грузинский ход. Сами они были в национальных костюмах, и кувшины были расписаны в духе народного творчества. Или, к примеру, снимали один молодежный ансамбль. Я на них одела бурки — на солиста белую, а на остальных черные. И снимали мы это на улочке, где располагались магазины с грузинскими народными изделиями. Маленькая, узенькая улочка. Напрямую ничего не подавалось, такая своеобразная скрытая реклама. Когда пела Тамара Гвердцители, то показывали чеканку, эти женские лица очень походили на лицо Тамары Гвердцители. Они появлялись в кадре и уходили, эти чеканные портреты.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49